+10: романы о Достоевском
В рубрике «Плюс десять» мы собираем списки книг, событий, имён и всякой всячины, имеющей отношение к литературе. По случаю юбилея Достоевского мы решили вспомнить произведения, в которых он сам оказывается персонажем: от беллетризованных биографий до постмодернистской фантастики, где писатель — главный герой 3D-шутера.
Достоевскому посвящено огромное множество книг — а накануне двухсотлетия писателя их число резко увеличилось: как рассказал недавно почётный президент Международного общества Достоевского Владимир Захаров, только за сентябрь и октябрь 2021-го было издано 30 книг о писателе по научным грантам РФФИ. Но вот художественных — или хотя бы отчасти художественных — произведений, где Достоевский оказывается героем, значительно меньше. Для этого списка мы выбрали десять романов (оставив на сей раз в стороне псевдохармсовские анекдоты про Фёдора Михайловича Достоевского, царствие ему небесное: о них вы можете прочитать в нашем материале о коллективном литературном юморе).
1Леонид Цыпкин. Лето в Бадене (1981)
Главное произведение Леонида Цыпкина — писателя, врача, отказника — было опубликовано за границей в 1982 году: первые главы вышли в нью-йоркской «Новой газете» за неделю до смерти автора. Роман поначалу почти не заметили, но в начале XXI века он занял место в ряду шедевров русской литературы: его судьбе помогла Сьюзен Зонтаг, случайно нашедшая английский перевод книги в букинистическом магазине. После восторженного эссе Зонтаг роман перевели на многие языки — и наконец оценили на родине автора: с 2003 года вышло уже четыре его российских издания. Его герой-рассказчик, путешествуя из Москвы в Ленинград, читает дневник жены Достоевского Анны Сниткиной, а затем, размышляя о великом писателе, ходит по «достоевским» местам Ленинграда: это исследование-путешествие по методу сближается с текстами В. Г. Зебальда и современным, испытавшим влияние Зебальда автофикшеном. С рассказом о современном путешествии здесь переплетена история путешествия Достоевского с молодой женой по Европе: любовь Фёдора Михайловича к Анне Григорьевне омрачена губительной страстью к рулетке (мотив, который в прозе о Достоевском занимает едва ли не первое место). Важную роль в «Лете» играют размышления об антисемитизме Достоевского — и попытки объяснить в этом контексте внимание к его книгам исследователей еврейского происхождения. Достоевист Карен Степанян назвал эту книгу — не имея в виду комплимента — «примером того, что было бы, если б персонаж Достоевского решил написать о своём создателе» и «долгим, постепенно затихающим в ночи криком обиды и боли». Любви в ней, впрочем, гораздо больше.
2Леонид Гроссман. Рулетенбург (1932)
«Рулетенбург» — название, которое Достоевский предполагал дать роману «Игрок»: в вымышленном городе с таким названием происходит его действие. Леонид Гроссман «восстанавливает» это название в своём биографическом романе — книге, которая стала подступом к большой и не в пример более академической биографии Достоевского, вышедшей 30 лет спустя в «ЖЗЛ». Гроссман передаёт сложный и страстный характер Достоевского, не гнушаясь беллетристическими преувеличениями, пафосом — который, впрочем, для этого героя кажется вполне естественным. Действие монтажно: из Главного инженерного училища (где юный Достоевский, предвосхищая своего героя Раскольникова, задаёт преподавателю вопрос о смысле бесчеловечных Наполеоновских войн) оно переносится в кабинет врача Яновского, наблюдавшего молодого писателя в 1840-е; в редакцию «Современника» — и, конечно, на эшафот 1849 года: суд над петрашевцами и инсценировка их казни здесь центральное событие. Роман заканчивается в Висбадене, где проигравшийся Достоевский задумывает «Преступление и наказание»: «…Со дна сознания, из глубочайших провалов совести, из самых потаённых недр его истерзанного, потрясённого, кровоточащего болью и всё же ликующего сердца, из груды отталкивающих воспоминаний и огромных неосуществившихся замыслов ещё неясная по очертаниям, но мощная по означающимся образам, возникала одна великая и печальная книга».