Обложка / Евгений Миронов
Взрослый молодой человек
В своей телевизионной практике мне часто приходится общаться с начинающими актерами, и многие из них говорят, что их идеал в профессии – Евгений Миронов. Высот он добился не только как актер, но и как художественный руководитель Театра наций. Благодаря Миронову это теперь одно из самых интересных и креативных театральных пространств Москвы.
Непривычно видеть Миронова в рабочем кабинете. Здесь много картин, фотографий, книг... Живой, динамичный мир. Я поздравил Евгения с прошедшими юбилеями – с 50-летием и с тем, что Театром наций он руководит ровно 10 лет. Он извинился, что не смог быть на юбилее журнала «ОК!», которым я руковожу.
– Был на Байконуре в рамках промокампании фильма «Время первых». (Раздается телефонный звонок. Евгений разговаривает по телефону с мамой, Тамарой Петровной.)
– С мамой у тебя, насколько я знаю, очень хорошие отношения.
– Конечно, хорошие. Хотя бывает по-разному. Когда люди живут вместе, они не только комплименты друг другу говорят.
– Я помню время, когда вы вместе жили в общежитии «Табакерки». Я бывал тогда у тебя в гостях.
– Да, сначала ко мне из Саратова приехала мама – мы жили в общежитии с ней вдвоем. Потом сестра после окончания Вагановского хореографического училища, а с ней и папа присоединился. Так что мы все жили в одной комнате.
– Когда общага для тебя закончилась?
– Не могу точно вспомнить, но к тому моменту я уже стал сниматься. Фильм «Любовь», другие мои первые картины – это все «общажные». Потом Олег Павлович Табаков «сделал» однокомнатные квартиры мне и Володе Машкову. Это было так далеко, что Володя туда даже не доехал, а я доехал. И понял, что мне надо продать эту квартиру, добавить денег и купить новую. Купил на «Красносельской», уже в центре, но она была очень маленькая. До этого я получил приз на фестивале за «Любовь»...
– ...Да-да, это была Женева, фестиваль «Звезды завтрашнего дня», приз за лучшую мужскую роль. Мы еще с тобой сделали тогда первое наше интервью.
– Точно. Приз оказался денежный, я на эти деньги купил квартиру сестре Оксане.
– Какой щедрый подарок!
– Дело в том, что отделиться от родителей в нашей семье – вещь невозможная. Поскольку я центр семьи, то я понял, что отделиться не смогу. А сестра более самостоятельная.
– А почему «отделиться невозможно»?
– У нас плотные корни. Родители ради нас с Оксаной поменяли квартиру в военном городке Татищево на три «кельи» в Саратове, чтобы жить рядом с хореографическим училищем, где сестра училась. Потом они «дошли» до общежития. Не имея денег, оба в пятьдесят лет ушли с работы: папа занялся Оксаниными делами, а мама – моими.
– Что это – слепая любовь к детям или такая вера в ваши с сестрой способности?
– Вера, вера. Кроме того, это и своя какая-то нереализованность, потому что мама и папа раньше участвовали в самодеятельности.
– Мама продолжает работать билетером в «Табакерке»?
– Да, уже больше двадцати пяти лет работает.
– Тамара Петровна так бойко и по-актерски эмоционально встречает зрителей перед спектаклем – это вообще отдельное представление... Скажи, это желание мамы, чтобы ты стал актером?
– Такого не было, никакой навязчивой мысли. Это естественное мое желание. Родители не препятствовали, стали помогать, потому что поверили.
Мне всегда нравился мир не бытовой, а какой-то фантазийный. Мы с Оксаной всегда знали уловки, как оказаться в этих других мирах, а формы были разные: через свой детский кукольный театр либо через драматические отрывки, которые мы разыгрывали вместе. Во время «войны» Оксана была медсестрой, из раскладушки мы делали землянку. Кроме того, мое стеснение, зажим... Это касалось не только выступлений, а вообще существования внутри коллектива, среди людей. Я чувствовал в себе, можно сказать, ущербность. Я не мог общаться с людьми. На уроке я понимал, чем занимаюсь, а вне уроков прятался в свою скорлупу. Дальше я сам почувствовал, что надо как-то социализироваться, и, переступив через себя, начал что-то делать. Когда в школе нужно было ставить спектакли, ответственным всегда оказывался я.
Все знали, что после школы я поеду поступать в театральное училище, и мне даже не приходила мысль, что я могу не поступить.
– У тебя с самого начала была уверенность, что в профессии все сложится?
– Вера была до того момента, пока мне не поставили три за актерское мастерство.
– Это в Саратовском училище?
– Да, я просто понял, что это провал. Провал в моей уверенности, в том, что это мое дело. «Три» означало, что оценку мне поставили из жалости, что я просто маленький мальчик – мне тогда было четырнадцать.
– А почему это случилось?