Или подождите...
В прошлом году «Мир фантастики» предложил тему для одного из конкурса рассказов, который проводили наши друзья — проект «Пролёт фантазии». Тема звучала как «Корабль Тесея». В памяти при этих словах сразу всплывают греческие мифы — но на самом деле это название одного известного парадокса. Если в корабле одну за другой заменить все доски, останется ли он тем же самым кораблём? Если все составные части объекта постепенно сменятся на новые, будет ли это тот же объект — или уже другой?
Надежде Щербачёвой, победительнице конкурса, удалось отразить в своём рассказе обе грани этой темы. Здесь сохранён её философский смысл — и чувствуется явный привкус античности. Хотя перед нами самый что ни на есть каноничный киберпанк.
Лотофаги
— Ну как? — спрашивает Глазастый, нетерпеливо постукивая пальцами по мусорному контейнеру, на котором сидит. — Всё пашет? Доступ есть?
— Сейчас узнаем, — Улисс не торопится отвечать.
Он проверяет функционал браслета-коммуникатора, прогу за прогой, морщится от приторного дыма, который выпускает Глазастый из своей вейп-трубки, перезагружает браслет для точности показаний и только потом вылезает в инфранет. Кажется, порядок.
— Не благодари, — хмыкает Глазастый. — Я лучший. В этой дыре так точно.
Улисс не благодарит. Он и так перевёл этому сукину сыну целую прорву кредитов — на пару перелётов через Атлантику и обратно хватит. Но Глазастый никуда не полетит, он безнадёжно застрял в этой помойке, как и многие другие, — ни жилья, ни лицензии, ни медицинской страховки.
Зато полная свобода в нелегальном программировании. Чего ещё для счастья надо.
Они сидят в бывшем казино, ныне же — притоне для униженных и оскорблённых, со всеми его атрибутами: пожелтевшие матрасы в пятнах, разбросанные по полу, разномастные столы и стулья, под потолком мигает эйдофор с разбитым экраном в отчаянной попытке передать последние новости...
Красота, думает Улисс. Куда только нелёгкая не занесёт.
— Закинься сразу, — советует Глазастый, протягивая ему блистер. Мнемокаин в ядовито-розовых капсулах, который синтезируют наверняка где-нибудь тут в подвале. Потому что в подвале, по мануалам, с аппаратами, собранными на коленке, — всё равно безопасней, чем подделать рецепт на эту дрянь, а потом явиться с ним в государственную аптеку.
Улисс кладёт капсулу под язык. Головная боль, ставшая привычным фоном, отступает, и он мысленно благодарит всё живое и прогрессивное за эти таблетки.
Он бы никогда не достал их легально. Ну как объяснить врачу, что его мнема и коммуникатор перепрошиты столько раз, что ему скоро мозги закоротит? Правильно, никак.
Будь доволен тем, что имеешь.
— Откуда вообще тебе этот заказ упал? — интересуется Глазастый, наконец снимая с башки мультиглассы. Оказывается, что у него пронзительно-голубые, холодные такие глаза, какие больше пристало иметь записному красавцу, а не бомжующему хакеру. — Столько модулей за один раз... Это ж смертельный риск, чел.
— Пенелопа нашла, — пожимает плечами Улисс. — Там небось жуткий хардкор на всех модулях, хуже порнухи. Но заказчик не из последних, скажем так... и платит круто.
У него возникло смутное чувство, что он не на вопрос отвечает, а уговаривает потихонечку сам себя: ничего страшного, провезёшь ты эти две дюжины модулей с воспоминаниями, прямо у себя в голове, прямо все одновременно, и ничего непредвиденного не случится — всё как обычно, дружок, просто работа...
— А что, Пенелопа в деле? Я слыхал, она ливнула.
— Ни хрена подобного, — говорит Улисс. — Она в деле, без вариантов. Она меня не бросит.
Он говорит это Глазастому — и вдруг понимает, что давно уже сам в это верит.
Итака
Господи, как я устала сидеть в четырёх этих стенах, вся моя жизнь между этим экраном и клавиатурой, вся в кодировках, загрузках, ребутах — от строчки до точки; кто бы пришёл, кто бы вывел из чёртовой клетки? Страшно смотреть в календарь, потому что меняются годы, даже не дни и не месяцы, — он не вернётся, думаю я, перестав набирать его номер, он позабыл, заработался или свихнулся, или вот прямо сейчас где-нибудь с передозом, или вот скоро совсем в полицейский участок (стоит увлечься — и всё, и к чертям осторожность)...
Хватит придумывать всякие ужасы, Пенни, хватит — садись за работу, немножко осталось.
Полифем
Улисс приходит в дата-центр Индианаполиса как к себе домой. Нажимает на кнопку вызова, терпеливо ждёт под взглядом нескольких камер; наконец кто-то там сверху открывает ему двери — и он оказывается внутри. Это место напоминает ему древний храм: мостки, колонны и балюстрады, узорчатый свод — но потолки с программируемой голограммой, но сотрудники за стойками отделены силовыми стенами от посетителей и друг от друга, но роботы-охранники сканируют всех при входе. Пожалуй, в древних храмах было не так.
Он выжидает, пока робот снимет с него показания — серийный номер мнемы и коммуникатора, а следовательно, и личность, — и, когда всё оказывается в порядке, проходит к регистрации.
Сотрудник приветствует его чужим именем, которое Улисс носит сейчас для прикрытия. За поддельную личность он заплатил изрядно; приятно было знать, что она до сих пор в рабочем состоянии.
Улисс называет номер ячейки. Сотрудник набирает на своём терминале команду, расшаривает экран прямо на силовую стену, которая их разделяет. На экране — карта пути к хранилищу. Улисс синхронизирует свой безнадёжно нелегальный коммуникатор с терминалом и подгружает карту. Поднимается по эскалатору на девятый этаж — как же, блин, долго! — проходит сквозь рамку ещё одного сканера (всё по-прежнему в порядке) и направляется к нужной ячейке по узкому коридору. Браслет любезно подсвечивает ему дорогу красным лучом.
Если ему повезло, то ячейка уже взломана. Но ему не везёт.
Он набирает пятизначный код доступа, но панель высвечивает предательское «пароль набран неверно, осталось попыток: 2». Улисс на несколько секунд перестаёт дышать. В его голове с нездоровой скоростью мелькают мысли о том, что это подстава от начала и до конца, что Пенелопа не справилась, или хуже — что у неё отрубило ток, и теперь она там в темноте, которой всегда боялась, или...
Так, стоп, думает он, это всё чертовски легко проверить.
Он выходит в инфранет, врубает защищённый канал (спасибо, Глазастый!) и набирает её номер. Около минуты слушает мучительную тишину, прерываемую редким перезвоном цифровых колокольчиков.
— Ну? — говорит Пенелопа. Её голос искажён и, по сути, совсем даже не похож на настоящий, но без искажения его запросто считают циклопы и приедут за Пенелопой с маленькой победоносной армией. А ещё, конечно, проклятая оцифровка.
— Я немного задерживаюсь, — докладывает Улисс. Это значит, что возникла проблема. А ещё это нелепо до чёрта, потому что он уже много лет не был дома. Вопрос только в том, что Пенелопа услышит в первую очередь.