После всего / Судьба
«В политехе его ”крестил“ Маяковский»
65 лет назад поэт Назым Хикмет бежал из Турции, второй родиной для него стал Советский Союз. О том, как жилось романтику, которого называли «турецким Пушкиным», в стране развитого социализма, «Огоньку» рассказала искусствовед, доцент ГИТИСа и приемная дочь поэта Анна Степанова
Вряд ли стоит напоминать, насколько популярен был Назым Хикмет в Советском Союзе — поэт-коммунист, бежавший к нам от преследований на родине, друг многих интеллектуалов, от Константина Симонова до Луи Арагона. Советские люди ломились на спектакли по его пьесам и зачитывались его стихами, которые сегодня уже считают народными.
Мама Анны Анатольевны, драматург и искусствовед Вера Тулякова, стала последней женой знаменитого турка. Это к нему она ушла от своего мужа, сценариста Анатолия Степанова. Сам Хикмет хотел, чтобы девочка называла его папой, но Вера была против: «У Анюты только один отец». Впрочем, турки все равно называют Анну Степанову «кизим» — приемная дочь. Получается, пусть не родная, но все-таки дочь Хикмета, как ни крути.
Как Назым Хикмет жил, любил и писал в Советском Союзе, Анна Степанова рассказала корреспонденту «Огонька».
— История того, как ваша мама познакомилась с Хикметом, довольно известна: ей нужно было проконсультироваться по поводу мультфильма по албанской сказке... А вы помните свою первую встречу с ним?
— Он был большим, рыжие с сединой волосы, красивые голубые глаза, от него замечательно пахло табаком и хорошим парфюмом, но все это не главное. А главное — он поцеловал мне, девятилетней, руку, после чего я потеряла способность что-либо соображать.
Вообще, Хикмет страшно любил женщин, любил ими восхищаться, устраивать вокруг них праздник. Мама рассказывала историю, на самом деле довольно страшную, как однажды Назым поцеловал руку кондукторше в трамвае, и та разрыдалась: ей же никто и никогда руку не целовал. А для Хикмета женщина была особой — лучшей — породой людей.
— Много в нем было от турка?
— Он любил сидеть на диване по-турецки, любил яркие краски и, конечно, страшно любил черный кофе. У Наума Клеймана есть замечательный рассказ, как мама учила его варить кофе по-хикметовски, я и сама этот кофе часто готовила.
— Рецептом поделитесь?
— Да, пожалуйста. Турка ставилась на раскаленную сковородку с песком, кофе варился с сахаром, когда он поднимался в первый раз, туда капали несколько капель холодной воды, и так два раза. Когда же кофе поднимался в третий раз, клали сахар и немного присаливали. Был еще вариант, когда ложечку, которой кофе мешали, натирали чесноком. Вот и весь секрет.
Хикмет вообще любил такие вот наслаждения — хороший кофе, хорошую еду. Он, например, считал, что здесь, у нас, не умеют печь пахлаву даже азербайджанцы, которых очень уважал. Както раз из Египта они с мамой везли пахлаву в подарок, так вот Хикмет не выдержал и съел ее прямо в самолете. Надо сказать, он был человеком широкого спектра настроений, до конца проживал каждый конкретный момент — был у него такой талант, не частый, кстати. Люди, как ни странно, живут суженно, скудно, а он фонтанировал. Здесь, в доме, могла не закрываться дверь от гостей, но были и такие часы, когда все ходили на цыпочках: Назым работал.
Из аристократа в коммунисты
— Хикмет рассказывал что-то о своей жизни в Турции?
— Он был внуком паши. Кстати сказать, турки-аристократы выглядят именно так: они голубоглазые и светловолосые. Назым жил и учился в Стамбуле, в богатом аристократическом доме. Думаю, что увлечение коммунистическими идеями началось как раз потому, что он долгое время не знал реальной жизни — слишком велик оказался разрыв между тем, что он видел дома, и нищетой на улицах. По сути, Хикмет пытался своей жизнью искупить невольную вину — свою и своей семьи — за то, что они жили лучше многих других. Очень похоже на историю Блока, который едва ли не оправдывал людей, сжегших его имение.
— А чем Хикмет не устраивал турецкие власти?
— Ну как же, он был коммунистом и атеистом, призывал к революции. Кстати, Назым Хикмет задолго еще до Орхана Памука признал геноцид армян, здесь он пытался извиняться за это перед каждым встречным армянином, чувствовал на себе эту вину. При этом он очень почитал Ататюрка, его воображение занимали те перемены, которые при Ататюрке произошли в Турции.
— Он рассказывал что-то о времени, проведенном в турецкой тюрьме?
— Тюрьма есть тюрьма, но там он много читал, это в тюрьме он перевел «Войну и мир». В последний, самый долгий его тюремный срок Хикмет подружился с просвещенным начальником тюрьмы, ему делали какие-то послабления, именно там, в тюрьме, начался роман с дальней родственницей, и она родила ему сына, Мемета, он сейчас живет в Турции затворником. Интересно, как все меняется: сейчас в том самом здании, где когда-то была тюрьма,— один из самых фешенебельных отелей Стамбула, меня водил туда пить кофе мой турецкий друг.