Как я вылечился от алкоголизма. Надеюсь, навсегда
История основателя сети лапшичных «Воккер» Алексея Гисака
У всех алкоголиков отношения со спиртным проходят через три стадии: сначала алкоголь тебе друг (люди без зависимости могут всю жизнь находиться на этой стадии), потом — враг, потом — хозяин. Не знаю, кто это сказал, но мысль абсолютно точная. В студенческие годы алкоголь был моим лучшим другом: он раскрепощал. С ним я чувствовал свою принадлежность к социуму. С девчонками было проще общаться. Он помогал мне писать, творить, даже экзамены сдавать.
Врагом он мне стал примерно лет через семь (хотя, должен сказать, что переходы от стадии к стадии очень условны, какие-то симптомы алкоголизма могут проявиться раньше, какие-то позже). Я уже откровенно злоупотреблял: пил всегда больше, чем стоило бы, и почти каждый день, за редкими исключениями — но сам мог останавливать себя и делать перерыв. Алкоголь продолжал помогать мне: выполнял роль социальной смазки, выручал, когда нужно было снять стресс. Но уже начали поступать нехорошие звоночки. Развлечения, ассоциированные с алкоголем (посмотреть дома кино, выпивая что-то крепкое), стали вытеснять все остальные (спорт, например). Появилось ярко выраженное похмелье, случались провалы в памяти. Я завел привычку поправлять здоровье пивом после того, как в очередной раз переберу. Пока я был на наемной работе, я не позволял себе ее прогуливать из-за алкоголя, но когда начал работать на себя — стал больше распускаться. И хотя я прекрасно знал, что все это признаки развивающейся зависимости, я не видел в этом ничего страшного: был уверен, что могу все контролировать. Но постепенно начинал пить все чаще — и через какое-то время уже редкий день был трезвым: иногда за сутки мог выпить два литра крепкого, 40-градусного алкоголя.
На третью стадию, когда алкоголь окончательно стал доминировать в моей жизни, я перешел примерно году в 2015-м. Пил я тогда очень тяжело: ежедневно и помногу, вне зависимости от времени суток и ситуации. Останавливался с большим трудом, на непродолжительный срок, и то — только потому, что меня об этом просили жена или мама. Но потом скатывался в очередной запой. Контролировать себя в состоянии опьянения я не мог — и то и дело вел себя так, что запросто мог убиться. На работе я сильно косячил: забывал о договоренностях, пропускал встречи, людей подставлял. Жена в какой-то момент не выдержала и ушла от меня вместе с детьми. Но в тот момент мне было все равно.
Первые попытки вылечиться
Алкоголизм — это болезнь. Она есть в Международной классификации болезней, у нее четко описанные симптомы: сильное желание принять спиртное, трудности в контролировании его употребления, возрастание допустимых пределов употребления, состояние абстиненции и другие. Что именно приводит к развитию алкоголизма, не до конца понятно: по всей видимости, свою роль тут играют и генетические, и физиологические, и психологические факторы.
У алкоголика покореженная система ценностей, высшей из которых является спиртное. Семья, деньги, любовь отходят на второй план. Да, он может усилием воли остановиться, например, если его слезно попросит об этом близкий человек, и даже продержаться год или два. Но алкоголь найдет способ обмануть. Однажды в голове возникнет убеждение: все, ура, ты так долго уже не пьешь, значит, выздоровел и можешь позволить себе немного. И после этого человек довольно быстро придет в то же состояние, в котором был до того, как завязал.
Испробовал я, наверное, все, что можно. К психологу обратился в первый раз в 2014 году, после того, как испортил своей жене — и самому себе — новогодние праздники. Мы отправились в США, арендовали машину, катались по стране. Я почти не пил — мне же надо было за руль садиться. А когда добрались до Нью-Йорка и машину сдали — сдерживающий фактор пропал. На беду, в квартире, которую мы сняли, оказался бар. И к концу недели начался настоящий запой. Никакие уговоры жены не работали, я выпивал все, что видел. В аэропорт меня транспортировали наши друзья из местных. Естественно, когда мы вернулись, жена сказала мне, что я должен взять себя в руки: она беременна, и очень важно, чтобы до родов стресса в ее жизни было как можно меньше. Я консультировался и с топовыми психиатрами, и со специалистами по аддикциям. Но результата не было.
В 2015 году я впервые попал в наркологическую клинику. Тоже не по собственному желанию — меня прямо с самолета привезли в нее друзья после алкогольного марафона, который я устроил на отдыхе в Египте. Что в таких клиниках делают? Первым делом физически выводят из состояния запоя, снимают его острые проявления (нервная система бывает так перенапряжена, что тебя буквально трясет) и проводят детоксикацию: в течение 4–7 дней вводят специальные медикаменты с помощью капельниц или уколов. Я за эти годы проходил детоксикацию, наверное, 20–30 раз (наркологов с капельницами, кстати, можно вызвать на дом).
После этого, по-хорошему, нужна социально-психологическая реабилитация — обычно ее можно пройти тут же, в клинике. Задача реабилитации такая же, как у психолога: понять, почему ты пьешь, сделать так, чтобы ты перестал чувствовать в этом потребность, и помочь адаптироваться к нормальной человеческой жизни без алкоголя. Но при этом тебя полностью изолируют от внешнего мира, а значит, и от возможности напиться. Вместо этого ты ходишь — это обязательно — на индивидуальные беседы с психологами, на групповые занятия, делаешь разные упражнения (описываешь свои эмоции, например). Такую реабилитацию я проходил четырежды. И, если честно, до последнего раза делал это полудобровольно, а сам процесс саботировал. Например, в первой частной клинике, куда я попал на реабилитацию по инициативе мамы, у всех в обязательном порядке отнимали телефоны. Но не у меня. Я так убедительно рассказал, что мне телефон жизненно необходим: надо же бизнесом руководить. Провести в клинике мне положено было три месяца. Я быстро понял, как сымитировать внутреннюю психологическую трансформацию. Выдал необходимый набор реакций, мыслей и выводов, которые должны были свидетельствовать, что я готов к новой трезвой жизни. И меня выписали спустя полтора месяца. Я тут же ушел в запой, и через пять дней мама привезла меня в ту же клинику обратно. Сказать, что ребята там были в шоке, когда поняли, что я их обманул, — не сказать ничего.