Рассказ | Зона развлечений
Звездокровь
Мы публикуем рассказ, занявший первое место на 11-м конкурсе «фантЛабораторная работа», который проводил портал «Фантлаб».
Об авторе
Андрей Кокоулин родился в городе Нарьян-Мар Архангельской области 26 мая 1973 года. Окончил тогда ещё Ленинградский финансово-экономический институт им. Вознесенского, выпустился экономистом. Сейчас работает по специальности. Первые публикации случились в журнале «Полдень, XXI век», несколько рассказов попали в другие журналы и сборники. Весной этого года вышел в свет первый роман «Северный Удел».
1.
Сегодня по плану у Кира было муниципальное кафе на Диггер-стрит.
По программе социального выравнивания каждому жителю с доходом менее трёхсот ситкоинов в месяц полагался бесплатный завтрак: кекс и стакан синтезированного молока. Жуткое дерьмо, но за неимением другого привыкаешь на удивление быстро. Через неделю кекс уже кажется сносным, а молоко начинает сниться в эротических снах. Главное — состоять на учёте и отмечаться по месту жительства, тогда ты король.
Кир состоял и отмечался.
Он, конечно, аккуратно ломанул сеть и к завтраку получал ещё соевые батончики, а иногда пищевую пасту, как участник какой-то вычурной программы переселения с побережья, но из осторожности чередовал забегаловки, которых в его районе было три на четыре квартала. На Фарадей-стрит. На пересечении Нетмор-шоссе с Инхилл.
И на Диггер.
Всё-таки распределять небольшую неучтённую убыль продуктов надо было равномерно. Кир подозревал, что её небольшой процент заложен в систему функционирования кафе изначально, но рисковать не хотел. Там чуть-чуть, здесь чуть-чуть…
Пахло гнилой водой, в разводах отражались высокие огни. Небо, задавленное верхними этажами, пряталось в аэрозольном облаке, по которому плыли буквы: «Вместе с Пейлером — в будущее!».
Кто такой Пейлер, Кир не знал.
В переулке, в сплошном перехлёсте навесов и верхних переходов, было темно. У контейнеров, потрескивая, вились вирт-мотыльки. Подпустишь близко — набьют рекламой по самую макушку. Кому это надо? Кир обошёл их по дуге.
Кафе представляло из себя типовой проект — овальное, каплевидное стеклопластиковое сооружение с десятком столиков внутри, пищевыми автоматами на стенах и гирляндой плафонов под потолком.
Антивандальное покрытие, видеонаблюдение, низкоскоростной контролируемый выход в сеть. Открыто круглосуточно.
После полуночи кафе обычно пустовали. Ни «Ястребы», ни «Тени», ни «Кожаные пальцы» не имели желания соваться под камеры. Кира это устраивало.
Он вошёл в кафе, значась не Киром, а Каримом Лемалем, двадцати трёх лет от роду, чей идентификатор обменял у Тони-Шнырка на двухдневный пропуск в порнохауз. Настоящий Карим Лемаль, лишённый имплантов и прочей требухи, скорее всего, уже служил этому миру начинкой для мясных лепёшек и костяной мукой.
Такая судьба.
За дальним столиком сидела какая-то девчонка с красно-зелёными волосами в чёрном плаще, по которому, как капли дождя, бежали строчки. «Мне так грустно и печально, — прочитал Кир. — Мой мир — это кислота».
Идентификатор девчонки был скрыт, поэтому Кир не узнал ни её имени, ни возраста. Впрочем, ему и дела до неё не было. Ломануть, конечно, можно, но не в кафе.
Кир получил в автомате кекс, молоко и соевый батончик и сел через стол от двери. Кекс вяз в зубах.
Девчонка, видимо, что-то слушала: она энергично трясла головой. Вряд ли она была «трясунчиком» — те дёргаются всем телом.
Кир отвернулся к окну.
По стене дальнего, через улицу, дома, словно грязь, расплывались отсветы реклам с верхних этажей. Несколько вирт-мотыльков загнало ветром в нишу подъезда, где стояли спам-ловушки. После короткой вспышки от мотыльков остались лишь флуоресцентные кляксы, которые быстро растаяли.
Окно потемнело — по нему полетела реклама строительного спонсора.
Кир допил молоко и вдруг заметил, что девчонка, повернувшись, смотрит на него. Её плащ из вирткани сделался тёмно-синим, по нему словно ветром понесло лапчатые листья, жёлтые и красные.
Девчонка несмело подняла руку.
— Сорри, бейба, на мели, — сказал ей Кир.
Девчонка заулыбалась, будто он отвесил ей комплимент или открыл приватный счёт.
— Кир!
Плащ запульсировал розовым.
— Ты ошиблась, бейба, — Кир поднял руки. — Я тебя не знаю. Если ты продвигаешь порночаты или вирт-секс, то это мимо меня. Возможно, ты приняла «гибку» или «темноту», а там хрен кто только не привидится…
— Кир.
— Карим, бейба.
— Я — Элли.
Девчонка легла грудью на низкую спинку диванчика. На Кира уставились желтоватые глаза, и он чуть не поперхнулся батончиком.
Элли?
Он знал одну девчонку, у которой было такое имя. Вечность длиной в три с половиной года назад. Школа имени Пса Монтгомери. Класс «Бета-семь». Джинсы. Блузка с кадрами из фильма «Самец-агрессор». Браслет-мотиватор.
У Кира дёрнулась щека, словно заново почувствовавшая совсем невинный поцелуй мягких, суховатых девчоночьих губ.
— Элли?
— Ага, — кивнула девчонка. — А я думаю, ты, не ты.
— Ты откуда здесь?
— Жду одного человека.
Элли поднялась со своего места и подошла к Киру, посасывая коктейль в стакане. Кир готов был побожиться Отцом-искусителем, что там было вовсе не молоко. Плащ вспыхивал звёздами и молниями. Туфли на тонких шпильках оставляли ямки на прорезиненном полу.
Элли была чертовски хороша.
Как прошлая светлая жизнь, когда родители Кира ещё от него не отказались. Ни одна корпорация не законтрактовала ученика с весьма средними показателями. Субсидии кончились по достижении пятнадцати лет.
И свободен, сука, как вирт-мотылёк.
— А я здесь подъедаюсь, типа, — сказал Кир.
— Состоишь на пособии? — спросила Элли, царапая столешницу ноготком.
— Ну, как бы, — Кир поморщился, показывая, что тема ему в разъём не впёрлась. — А ты, смотрю, «в тёмную» закрылась.
— У меня интактор.
— Святые причиндалы!
— Хочешь посмотреть?
Элли повернулась к нему спиной и приподняла волосы. Пластина интактора шла сразу от уха через весь затылок. Помигивал белый светодиод. Кожа вокруг была выбрита до красноты.
Кир почувствовал, как жалость стискивает сердце.
Интактор впервые использовали в порноиндустрии. Вживлённый, он позволял управлять человеком как куклой. Частичный доступ через стандартный нейроинтерфейс, полный — для хозяина — через эн-карту.
— Зачем ты так? — спросил Кир.
— Отец влез в долги, — Элли опустила волосы и села напротив. — Я сама вызвалась. Иначе всех бы в переработку отправили. И мать, и брата. Помнишь, нам сказали, что этот мир не богадельня? Так и есть.
— Часто пользуют?
Элли пожала плечами.
— К этому привыкаешь. Ну, почти.
— И давно?
— Три года. Осталось ещё пять. Со временем, говорят, связь притупляется. Да и старые куклы никому не нужны. Интерес падает.
— А выкупить?
Элли грустно улыбнулась.
— Ты, что ли, меня выкупишь, Кир?
— Ну, в целом…
— Ой, приве-е-ет!
Улыбка Элли растянулась до ушей. Глаза её влюблённо распахнулись навстречу кому-то, кто встал у Кира за спиной.
— Здравствуй, здравствуй, моя крошка, — низкий, с хрипотцой голос Кир узнал и втянул голову в плечи. — Ну-ка, потянись, потянись к своему папочке.
Элли выгнулась, встала на носки, опираясь ладонями о столешницу.
— Ах, красавица!
Человек, походя отодвинув Кира, поцеловал девушку взасос.
От него пахло дорогим одеколоном, кожей и «пеплом» — наркотиком, расширяющим сознание. Сладковатый и острый аромат.
— А покажи грудку!
— Да-а-а…
Элли распахнула плащ, под которым ничего не было.
— Ум-м-м.
Человек зарылся лицом в вырез плаща. Раздались влажные, чмокающие звуки. Кир раздавил в руке батончик. Элли застонала.
— Ты всё ещё моя девочка?
— Да-а-а…
— Молодец, — человек выпрямился. — Беги в машину. Погоди… — он остановил Элли и, оттягивая ей нижнюю губу, засунул большой палец правой руки в рот. — Пососи. Нравится?
Элли кивнула.
Человек вынул палец, блестящий от слюны, и достал платок.
— Ну, беги. Плащик только сделай прозрачным. Хочу видеть тебя всю. И повернись.
Не смотри, сказал себе Кир. Пок-пок-пок — продавили пол шпильки. Что-то белое, соблазнительное, с клочком темноты на уровне стола, мелькнуло на периферии зрения.
— А? Хороша? — человек стукнул Кира по плечу.
— Не знаю, — сказал Кир.
— В чём же дело? Подпишись на приватный канал, она покажет тебе весь свой внутренний мир. Конечно, когда её не трахаю я.
Человек хохотнул и подсел к Киру на диван.
— Ну что, — сказал он, помолчав, — я, кажется, тебя знаю.
— А я знаю вас, — сказал Кир.
— Карим Лемаль…
Человек фыркнул, вытирая палец платком.
Элли в прозрачном плаще выбежала из кафе и забралась в чёрный, глянцево-блестящий минивэн «Каприз», вставший у торца здания.
— У нас, кажется, был с тобой конфликт, — сказал человек ленивым голосом.
— Был.
Кир повернулся и посмотрел ему в глаза. Человек качнул головой, словно выказывая уважение.
— Ты меня ещё помнишь?
— Вас зовут господин Булавка.
Человек дёрнул уголком рта.
— Это старое прозвище. А ты, кажется, подломил у меня лабаз на Пикаро-авеню, очень аккуратно подломил, полтора месяца тебя искали. И лоты держал до последнего. Другой бы слил всё, как только узнал, что его ищут мои люди. Но ты…
Человек убрал платок. У него было грубое лицо с выпяченными, чувственными губами и мёртвые, пустые глаза.
— Ты поставил меня тогда в очень неудобную ситуацию.
— Я думал, что рассчитался за всё, — сказал Кир.
— А у меня нет претензий, — человек ногтем выщелкнул со стола обёртку от батончика. — У меня предложение. Мне нужен ломщик в команду.
Кир посмотрел в окно на минивэн.
— Нет.
— Подумай, — сказал человек. — Я поставлю тебе «Дипкейс», а не ту рухлядь в твоём черепе, что только по недоумению зовётся нейротягой. Плюс бустер, плюс эн-код, плюс шилды, мультипорт и накопитель на десять петабайт. В конце концов, сможешь потрахать Элли, я же вижу, что ты на неё запал. На неё многие западают.
— И что ломать? — спросил Кир.
Человек, которого звали господин Булавка, встал с диванчика.
— Поедешь со мной — узнаешь.
Пальто его стоило, наверное, как два минивэна, потому что было из натуральной кожи.
— Сейчас у меня дела, — сказал Кир.
— Ах, да, дожрать соевый батончик, прости, не сразу сообразил, — человек усмехнулся и шагнул к дверям. — Ладно, если что, ты знаешь, где меня искать.
Он вышел.
За соседним столом вдруг протаял человек, затянутый в мимикроидные доспехи, спрятал за спину разгонник, которым держал Кира на прицеле, и, выбив по столешнице пальцами — тум-па-ти-па, — выскользнул вслед за хозяином.
Минивэн отъехал, мигнув огнями. Мгновение — и он растворился в ночной темноте.
Кир посидел ещё немного, потом приподнял оставленный Элли стакан из разлагаемого пластика и отлепил от дна крохотную слюдяную чешуйку.
Она растаяла у него на пальце, втянулась в поры, разворачиваясь коротким кодом доступа к закрытому каналу и двумя словами.
«Спаси меня».
2.
Жизнь научила Кира никому ничего не обещать, ни с кем ничем не делиться, никому не доверять и в любых просьбах о помощи подозревать подвох. Он видел хорошеньких девчонок, которые начинали рыдать где-нибудь в тёмной арке, едва заслышав шаги. Казуала слышно издалека. Остановился, проникся слезами «сэнди», сделал шаг навстречу — пропал.
Напарник подгадывает момент, когда ты, преисполненный сострадания, нагибаешься к девчонке, и глушит тебя ультразвуковым отбойником, шокером или просто резиновой дубинкой.
И хорошо ещё, если они не работают «в глухую». Тогда ты остаёшься жив, пусть и слегка попорчен. Деньги, идентификатор, всякие полезные мелочи вроде ридера или вживлённого терминала, конечно, исчезают, где-то выдранные с корнем до биоконтакторов, но ты ещё можешь по стеночке тихонько подняться на ноги, сплюнуть кровь и доковылять до дома.