После всего | Ракурс
Окно из Европы
Кто и как формирует взгляд на Россию на западе? На это поразительный ответ дает вышедшая не так давно в Лондоне и совершенно не замеченная у нас книга.
Когда мне прислали на отзыв книгу Энтони Кросса со скучным названием «В землях Романовых. Аннотированная библиография англоязычных первоисточников с рассказами о Российской империи (1613 – 1917)», энтузиазма поначалу не возникло: ну что такое библиография — список литературы, автор, заглавие, год издания, краткая аннотация… Но как только начал просматривать книгу британского историка, ведущего специалиста в области отношений России и Запада, понял: это настоящая сокровищница не только для всех, кто интересуется историей, но и для тех, кому небезразличен «образ России» за границей.
В 440-страничной публикации представлено более 1200 источников, сюда вошли только письменные свидетельства людей, побывавших в России в период романовского 300-летия. Поражает их число и разнообразие: это записки предпринимателей и военных, врачей и домашних учителей, инженеров и архитекторов, искателей приключений и серьезных географов-исследователей. Это не просто рассказы о себе в России, а еще и о том, как переплетались судьбы российской и западной цивилизаций. И ответ на популярный нынче вопрос: почему нас на Западе не любят?
От Кюстина до obshchina
Книга Энтони Кросса при внимательном прочтении — это, по сути, сборник кейсов, из совокупности которых складывается образ целой страны. Нашей страны. И вот как любопытно получается. В одном случае почти случайная, легкомысленная книженция, плод быстрой пробежки под развесистыми клюквами России становится ключевой в формировании представлений иностранцев о нашей стране — и даже у нас о самих себе. В другом случае правительство выдает грант на вдумчивое исследование, снабжает благожелательного автора фундированными материалами, выделяет сопровождающих — хотели как лучше, а на выходе получается наоборот. Книга не только не производит ожидаемого эффекта, но даже становится идейным источником противников режима.
Такая история получилась с двумя книгами о России времен обожаемого сейчас русскими правыми Николая I. Первую, «Россия в 1839 году» (вышла в 1843 году), написал французский маркиз Астольф де Кюстин, пробывший у нас всего-то недолго. Маркиз припечатал русских как варваров, едва прикрытых европейским лоском. Оттуда, в частности, пошла гулять знаменитая фраза «поскреби русского — найдешь татарина», хотя, по всей видимости, не он ее придумал. Кюстин писал, что русские «вроде дрессированных медведей, которые только заставляют тосковать о медведях диких». Папе и дедушке де Кюстина революционеры отрубили головы гильотиной, и он ехал в Россию за аргументами против выборной демократии. Но пришел в ужас от страны рабов, страны господ. Правда, его впечатления могло окрасить в негатив то, что гидом у него был польский человек, не смирившийся с гибелью родины в трех имперских разделах.
Многие тогда в России увидели в книге Кюстина оскорбление великой державы, говоря сегодняшним языком — русофобский экстрим. Другие — точную картину самодержавной тюрьмы при Николае I. Третьи — глубокое эссе на тему государства и демократии. Его брошюру даже сравнивали по глубине с «Демократией в Америке» Алексиса де Токвиля, вышедшей незадолго до поездки Кюстина в Россию. После первой публикации книга маркиза выдержала шесть переизданий, была переведена на английский и немецкий, сразу стала известна по всей Европе и в России, хоть и была у нас запрещена (полностью книга на русском вышла только в 1996 году!).
Царское правительство пыталось сгладить эффект от зловредной книжки. За казенный счет опубликовали во Франции несколько контрброшюр против маркиза. Наконец, узнали, что в Пруссии есть барон, разглядевший у славян некую соборную организацию сельской жизни. Этого барона, Августа Гакстгаузена, срочно вызвали написать подробную книгу о русской особости. Николай выделил ему огромное в тех деньгах пособие в 1500 рублей, приказал дать материалы и официальных сопровождающих. Гакстгаузен в 1840-х проехал 11 тысяч верст по России в сопровождении царских сановников, обозрел подробно крестьянскую жизнь и хозяйства помещиков и обнаружил, что в России есть obshchina, которой на фермерском Западе нет. Позднее в словаре Брокгауза и Ефрона о нем так и напишут: «Впервые открыл у нас общину».
Барон написал заказную книжку, и на издание его работы на немецком языке царское правительство выделило 6 тысяч рублей. Книга почти сразу же вышла потом на французском и английском (на русский, впрочем, ее переводить не стали: что-то заказчика в ней все же настораживало). Работа Гакстгаузена под скучным названием «Исследование внутренних отношений народной жизни и в особенности сельских учреждений Poccии» и у нас, и на Западе известна куда меньше, чем опус де Кюстина, но влияние оказала на дальнейший ход споров о будущем России не меньшее, если не большее. Общинный строй у нас и раньше знали, но о том, как на самом деле живут крестьяне, в России тогда почти забыли. Как потом объяснял Ленин, «страшно далеки они были от народа». И вот когда уже после смерти Николая, в разгар споров о предстоящей отмене крепостного права, некрасовский «Современник» опубликовал отрывки из книги, посвященные крестьянской общине, революционеры-народники увидели в ней готовую ячейку социализма, возможность догнать и перегнать Запад, перескочив в счастливое будущее без промышленного пролетариата и его диктатуры. Герцен клялся общиной, Маркс интересовался. А патриоты-славянофилы в том же самом увидели противоположное: доказательство особости России и ее пути, отличного от индивидуалистичного, бездуховного Запада. Так и спорили до самой революции и даже после. Ну а потом вместо общины устроили нам колхозы.
Вот так два разных иностранца, один явно антипатично настроенный к России, другой явно благорасположенный и к тому же проплаченный «царским госдепом», дали пищу для яростных споров, которые мы и сейчас не закончили.
Крымский нюанс
Крымская война 1853–1856 годов (некоторые историки называют ее настоящей первой мировой, прототипом будущей) обозначила и новый вал публикаций о России. Это связано не с одним размахом событий, но и с развитием технологий. Начинал действовать телеграф — «интернет» XIX века: корреспондент «Таймс» передавал репортажи с места событий, репортажная фотография делала первые шаги, каждый образованный человек считал за обязанность оставить отчет о пережитом.
Среди публикаций о Крымской войне, указанных в книге Кросса, обратил внимание на отчеты британских морских офицеров, попавших в плен в мае 1854 года после бомбардировки Одессы (тогда корабль «Тигр» сел на мель и его взяли русские). Один из пленных моряков, Уильям Беркхардт Баркер, родился в Таганроге, родители его были немцами, но британскими подданными. Вот как бывает! В плену Баркер участвовал в светской жизни Одессы, подружился с местным обществом, а условия плена светской галантности не мешали. Другое свидетельство — в воспоминаниях Альфреда Ройера, также пленного офицера с «Тигра», у которого судьба сложилась еще круче: его отправили в Москву, а затем в столицу (в Петергофе он был представлен царю и отпущен домой в Англию). Его мемуары в 195 страниц вышли в сентябре 1854 года и стали, по всей видимости, бестселлером — до конца того же года выдержали шесть (!) переизданий. Та война оставила не столько взаимную неприязнь, сколько породила будущий взаимный интерес и сотрудничество.