«Надо перезапустить ”либеральную повестку“»
Всеобщей декларации прав человека в нынешнем году исполняется 70 лет, но за минувшее время ее идеи дополнились столькими трактовками, что стали спорными и даже используются для сведения политических счетов. Не только у нас в стране на фоне грядущих выборов — в мире тоже
Сегодня каждый трактует права человека на свой лад. В особенностях правоприменения «Огонек» разбирался вместе с Александром Сунгуровым, профессором НИУ ВШЭ, экспертом Совета Европы и программы развития ООН, президентом Санкт-Петербургского центра «Стратегия», членом правления Европейского института омбудсменов.
— Если и есть какая-то духовная скрепа в международных отношениях, то это, видимо, права человека. Ее ценят?
профессор НИУ ВШЭ
— В ООН исходно существовали варианты восприятия Декларации прав человека — либо уважать ее, либо считать какой-то временной договоренностью. Приверженцы разных подходов за последние годы только укрепились в своих точках зрения. Известный профессор-правовед из Великобритании, продвигавший своего кандидата на выборах генсека ООН, частным порядком исследовал «ценностный портрет» сотрудников организации. Выяснилось, что соотношение двух лагерей 50 на 50: половина тех, кто реально верит, что права человека существуют и их нужно отстаивать, а половина воспринимает ООН просто как место согласования интересов государств, не имеющее «идеальной ценности». Замечу, это картина внутри ООН, что уж говорить о ситуации внутри отдельных государств, в частности внутри России.
— Может, такой прагматизм — нормальный?
— Сама концепция прав человека возникла как идея освобождения человека, а не как «временная договоренность». Вообще же на право можно смотреть с двух позиций. Одна из них, господствующая в головах большинства наших юристов и работников учреждений, говорит, что право — это не более чем совокупность законов, принятых в том или ином государстве или той или иной международной структурой. Эта позиция родом из XIX века, когда зародился позитивизм и его приверженцы решили изучать только то, что есть реально, «позитивно», а остальное считать «метафизикой». В области права они обнаружили написанные законы, с ними и работали, вынеся за скобки любые идеи о «естественном праве» и прочем. Слабость позитивной концепции умные головы, в частности наш выдающийся правовед Павел Новгородцев, увидели еще в начале ХХ века. Ну а чуть позже на позитивистском фундаменте выросли идеи Карла Шмитта — немецкого философа, провозгласившего, что в критической ситуации правитель имеет право принимать любые решения, даже не соответствующие предыдущим законам. Как мы помним, Шмитт вступил в национал-социалистическую партию вскоре после прихода Гитлера к власти, и, хоть сам потом признавал, что «выпил эту заразу, не отравившись», спорность такого подхода к праву очевидна.
— Альтернативное отношение к праву требует веры в идеальное, в гуманизм?
— Кто-то считает, что да. Мэри Робинсон, бывшая президент Ирландии, второй комиссар ООН по правам человека, где-то сказала: права человека — это новая религия, не нужно здесь ничего обсуждать, нужно в нее верить или нет. Можно, конечно, вместо слова «религия» использовать «идеология». Существенно, что более твердых оснований для этичного отношения друг к другу, да и просто мирного сосуществования сегодня не просматривается. Как известно, после Вестфальских соглашений, венчавших 30-летнюю войну, страны попытались сделать священным понятие «суверенитет». Это же понятие оставалось центральным для Лиги наций в начале ХХ века, но идея не сработала: национал-социалисты, вполне «суверенно» и законно пришли к власти, став угрозой мировому порядку. Тогда в мире поняли, что суверенитет не абсолютная ценность, выше нее должно быть что-то, например права человека. И спустя годы после принятия этой идеи сложно сказать, что права человека — просто метафизика. Концепция работает, хотя бы потому, что в соответствии с ней выстраиваются миграционные потоки: люди хотят жить там, где права человека ценятся.