Рай из пробирки
До туристического рая на карибской Гренаде от пылающей Венесуэлы — сотни три километров по морю, а от Майами, курортной столицы сверхдержавной Америки,— часа четыре реактивного лета. В такой географии — вся формула местной геополитики, с той оговоркой, что за пять веков центры притяжения менялись будто в калейдоскопе — от Мадрида и Лондона до Москвы и Гаваны. «Огонек» попытался понять, как в таких условиях маленькие страны, бросившие якорь в Карибском море, научились оставаться собой, уклоняясь при этом от революций.
Карибское солнце вкрадчиво не по-товарищески. Всего четверть часа на февральском пленэре (тут это называют «сухим сезоном»), и становится ясно, почему пираты в здешних краях ни перед кем не снимали шляпы. Понимаешь и то, что казалось нелепым с детства: вот, оказывается, почему Робинзон Крузо (три века назад герой романа Дефо 28 лет мыкался по соседству — в устье реки Ориноко, к югу от Наветренных островов) начал обшивать себя козьими шкурами в 30-градусную жару именно с головы.
Все правильно: на здешнем солнце ее сносит первой. А если довериться легкому бризу, который предательски снимает боль от ожога,— еще и напрочь. Пока думаешь, что попал в рай, выясняется, что в этом раю никак нельзя без головного убора. И если не соблюдать это, как и многие другие правила, то, как и полагается, мигом наступает расплата.
Добро пожаловать в рай!
Как-то примерно так, с поправкой на просоленную морем лексику и завышенные ожидания первопроходцев, открывали в этих краях свои америки полтысячи лет назад представители разноязыкой Европы. Все эти испанцы, французы, британцы мало задумывались о том, что их стараниями начата первая в планетарном масштабе лабораторная работа по глобализации людей, болезней, товаров, а заодно и животных с растениями — их задача была просто доплыть и выжить. Это теперь выясняется, что начатый тогда эксперимент по созданию рая на новых землях, по большому счету, так и не закончен. В самом деле, как объяснить иначе, что чем больше ходят революции по кругу в Латинской Америке, тем больше там объявляется новых кандидатов в колонизаторы, а вслед за ними и новых борцов с колониализмом. Работа идет как будто бы над ошибками, вот только ошибки часто одни и те же…
— У нас каждый остров смотрит сразу в два направления — в прошлое и в будущее,— Энди, гид по Гренаде, знакомит с Новым Светом очередных его открывателей, среди которых и ваш корреспондент, и на глазах проникается важностью миссии.— На каждом острове есть форт со старыми пушками: они направлены в море, откуда приходили корабли врагов и пиратов. А вот чтобы смотреть в будущее, нужен международный аэропорт — без него сегодня нет связи с миром.
Иными словами, любой рай в наши дни только тогда чего-нибудь стоит, когда в него можно прилететь по желанию и, соответственно, улететь, когда приспичит, обратно. То ли дело во времена оны — когда пушки были визитной карточкой, добраться сюда было делом всей жизни, а свидетельство о том, что тот или иной остров открыл Христофор Колумб лично,— своего рода грамотой о дворянстве. У Гренады такая есть: великий мореплаватель летом 1498-го, в ходе третьей экспедиции в Новый свет, открыл этот гористый остров с буйной природой и пляжами из вулканического песка, а соратники, уже позже, назвали его в честь испанской провинции, которая на самомто деле Гранада. Прижилось и второе название — «остров специй», поскольку колонизаторы принялись разводить на вывоз в Испанию пряности: корицу, имбирь, гвоздику, мускатный орех — «твердую валюту» того неспокойного времени. Потомки тех, кто все это выращивал, сочинили про своего первооткрывателя едкую шутку: Колумб, мол, первый турист, который приплыл к нам с круизом.
Впрочем, что там Колумб: «интуристов»завоевателей на здешние острова Европа добрых 400 лет поставляла на поточной основе. С середины XVII столетия Гренада больше века была французской — ее выкупила созданная кардиналом де Ришелье (тем самым) Компания Американских островов. Затем после череды войн стала английской. А по дороге конкурирующие друг с другом колонизаторы завезли на остров африканских невольников и извели местных индейцев араваков и калинаго (карибов), в чем затем обвинили друг друга. В битве за политкорректность одержали верх англоскасы, оставившие независимой (с 1974 года) Гренаде легенду о том, как последние из местных карибов сбросили с отвесной скалы своих жен и детей, а затем бросились в пучину и сами, лишь бы не сдаться на милость «французских захватчиков». Потомки последних безуспешно объясняли, что индейцев «кто-то» подтолкнул к нападению, а Французская революция отменила рабство в колониях раньше, чем англичане про это задумались, но разве можно пересмотреть в наше время легенду, которая стала кино и прописалась в Сети?
Тех колонизаторов на острове не осталось, но память о жестоких временах, когда из Карибского моря выкачивали жизни и пряности, плещется у подножья тех скал, с которых бросали своих детей в пучину индейцы (ныне их обустраивают для бутик-отелей и экологического туризма). Что изменилось с тех пор? На первый взгляд жизнь течет как ей и положено в тропиках — от марины к марине, только начисто сменился состав населения, а потомки невольников, чей срок жизни на плантациях составлял лет по семь в колониальные времена, строят на здешних островах рай уже в своем понимании. Этот рай тоже дрейфует между прошлым и будущим. Представления о нем замешаны на пряной смеси: памяти об угнетении колониальных веков (она уже в генах), буйных мечтах о будущем, зашифрованных в карнавалах, и весьма прагматичных опытах адаптации крошечных стран к реалиям XXI века. Все это и манит сюда из Европы, Штатов и, как выясняется, из России новых первооткрывателей — туристов, бизнесменов, небедных пенсионеров, а главное — всевозможных стартаперов. Последних на Гренаде ждет веер льгот, включая гражданство (после определенного уровня инвестиций), которое открывает Шенген и упрощает въезд в США.
Пожалуй, промежуточный опыт знакомства таков: пусть эту первую глобализацию наш мир проделал безжалостно и топорно, сам по себе эксперимент продолжается — почти во всех странах Нового Света. Одна из пробирок, где сегодня самая бурная реакция, называется Венесуэла, и она рядом — в сотне миль от Гренады. Впрочем, прежде чем откупорить ее, оглядимся.
