«России нужно просто выздороветь»
У российского Дворянского собрания, которое объединило выживших потомков дворян, юбилей — ему исполняется 30 лет. Где нашлись эти потомки после бурного XX века? И чем занимаются в век соцсетей? «Огонек» расспросил предводителя собрания Олега Щербачева.
70 с лишним лет мы жили в рабоче-крестьянской стране, а сегодня происхождение человека, кажется, вообще никому не интересно. Но все же не верится, что целое сословие безвозвратно растворилось в истории. Спрошу совсем коротко: сколько членов в Российском дворянском собрании?
— Их примерно 4,5 тысячи. Это потомки дворян как по мужской, так и по женской линии. Но, с другой стороны, эта величина постоянно плавает, кто-то вступает в наше собрание, кто-то, напротив, из него выбывает (по естественным, увы, причинам). Большинство, кстати, так и не вступило — и это для нас больная тема.
Что же касается общероссийских подсчетов… Напомню, что потомственные дворяне составляли примерно 1 процент от дореволюционного общества. ХХ век, конечно, многое изменил: при большевиках дворянство и духовенство уничтожались наиболее целенаправленно, шел настоящий стратоцид. Поэтому сейчас, думаю, дворян в России не более 0,5 процента. Причем большинство из них в той или иной степени потомки союзов с представителями других сословий — сословные браки в России в XX веке стали исключением.
— Вы сказали, что в собрание вступают далеко не все. Почему?
— Я много думал над этим — причины самые разные. Например, полная историческая амнезия: многие до сих пор не знают, что они потомки дворян. Папу или дедушку посадили, расстреляли, сослали, появился отчим, и все — связь поколений прервалась. А мамы или бабушки, стараясь спасти детей и внуков, ничего им не рассказывали. Думали, и не без оснований, что советская власть — это навсегда. Я и сам так считал, когда начал учиться в институте, в начале 1980‑х. А ведь оставалось всего несколько лет до перестройки… Так что люди просто утратили знание своих корней.
Впрочем, даже те, кто и знает о своем происхождении, возможно, не придают этому особого значения: какое дело в XXI веке до дворянских предков? Сегодня даже вопрос национальности и родной страны размывается. Считается, что родина там, где много платят. Хорошо это или плохо — другой вопрос.
Потом, Дворянское собрание — все же организация, в нее надо вступить, потратить время на сбор документов, на доказательство своего происхождения. Зачем? Людям просто не хочется этим заниматься. Надо сказать, до революции многие дворяне тоже ленились подтверждать свой статус. Я знаю немало примеров, когда столбовые дворяне были записаны в качестве обыкновенных потомков офицеров или чиновников. Раньше нам иногда говорили: «Что вы тут ЖЭК развели?» Ну, ЖЭК не ЖЭК, а принимаем только по документам, как это делал еще дореволюционный Департамент герольдии.
— Помню, в 1990-е было много скандалов: дворянские корни находили у себя все, кому не лень…
— Была мода — в результате множество липовых, псевдодворянских организаций и самозванцев: Павел II, Николай III, потомки якобы чудом спасшегося царевича Алексея и великих княжон… Как-то раз к нам в собрание пришел мужчина, который отождествлял себя с… Троицей. Я рад, что мода на дворянские корни наконец схлынула, а вместе с ней — и этот мутный поток.
— Ну а те, кто все же доказал и вступил, они кто? Откуда?
— В основном это интеллигенция — творческая, научно-техническая… Речь о потомках тех, кто сумел выжить в советское время. А там все было по-разному. Кто-то встраивался в систему — многие имена вам хорошо известны. Те же, кто встроиться не мог, старались держаться и выживать вместе. Существовал, к примеру, московский семейный клан, куда входили князья Голицыны, Трубецкие, графы Бобринские, многие из них — потомки московского городского головы князя Владимира Михайловича Голицына. Они сумели сохранить себя в советское время, а в 1990-м — самоорганизоваться. Я пришел в собрание одним из первых, прочитав заметку в «Вечерней Москве». Вступил, стал помогать как генеалог и видел, с какой с опаской заходили будущие члены. Многих предостерегали родственники: куда, мол, ты идешь, нас же всех расстреляют. И тем не менее в мае 1990 года группа из 52 человек собралась и провозгласила создание Дворянского собрания. Из этих 52 человек свое дворянство затем подтвердили лишь 16. Но начало было положено. И очень вовремя!
Потому что в 1990-м еще были живы люди, воспитанные абсолютно «дореволюционно». Я помню их по встречам в собрании. К примеру, граф Николай Николаевич Бобринский, прямой потомок Екатерины Второй. Я увидел человека XIX века, хотя он был не таким уж и старым, на меня смотрела сама история. Или княжна Ирина Владимировна Трубецкая, она родилась уже после революции, прошла лагеря, курила «Беломор», и при этом не было никаких сомнений — перед тобой потомок Трубецких. Удивительное сочетание «Беломора» и такого несгибаемого аристократизма… А Сергей Алексеевич Сапожников, который долгое время возглавлял департамент герольдии Дворянского собрания! Наши с ним предки были знакомы друг с другом по лейбгвардии Павловскому полку, и он принял меня как родного. Атмосфера тех первых лет вообще была завораживающей: незнакомые люди встречались так, будто знали друг друга всю жизнь.
— А царская династия имела отношение к собранию?
— Буквально в первый год существования собрания мы вышли на Российский императорский дом, этому помог Зураб Михайлович Чавчавадзе — великий князь Владимир Кириллович и его супруга знали Чавчавадзе с детства. Так что на первом экземпляре нашего устава прямой потомок Романовых написал: «Быть по сему». К слову, Владимир Кириллович успел и сам побывать в России, правда, лишь однажды — он приехал в день переименования Ленинграда в Санкт-Петербург по приглашению Анатолия Собчака.
Предок из Золотой Орды
— Вы начинали в cобрании как генеалог. Как получилось, что вы увлеклись генеалогией? Для советского времени это, скажем прямо, довольно эксцентричное хобби…
— Мне повезло: я рос уже в достаточно «вегетарианскую» социалистическую эпоху и знал, что дворянин. Об этом мне рассказала моя двоюродная бабушка, она хорошо помнила дореволюционную жизнь — рассказывала и о елках в Калужском дворянском собрании, и о многом другом. Бабушка не получила высшего образования (в Бауманку ее не приняли по происхождению), всю жизнь проработала машинисткой, но была кладезем различных историй. Мой отец, советский чиновник, экономист, оборонщик, всем этим особо не интересовался, но и он с удовольствием слушал ее рассказы. Так что еще в детстве я чертил какие-то родословные схемы — Рюриковичей, Романовых. Конечно, пытался нарисовать и свою, но фактов не хватало — дальше середины XIX века никто никого не помнил.
Позже, будучи студентом, я нашел родословную Щербачевых, опубликованную до революции, далеко не полную и не всегда точную. Ну, а в архивы удалось попасть лишь в 1990-х. Собственно, опыт поисков собственной родословной помог и в Дворянском собрании. Когда собрание только появилось, к нам устремились потоки людей: пятеро генеалогов принимали соискателей по вторникам и четвергам, и к каждому стояла очередь!