Россия и мир | Тема номера
«Срока давности для этого события нет»
Исторический музей отмечает столетие 1917-го грандиозной выставкой «Энергия мечты». «Огонек» спросил у директора музея Алексея Левыкина о том, как лава революции становится музейным экспонатом
— Судя по названию выставки, событие, произошедшее 7 ноября 1917 года, похоже, понимается исключительно в романтическом ключе — как воплощение многовековых чаяний угнетенного народа?
— У людей вашего возраста вряд ли возникают такие вековые ассоциации, а у моих ровесников, наверное, да. Сразу расставлю точки над i. Во-первых, энергия бывает разной — положительной и отрицательной. Во-вторых, один из самых острых вопросов сегодня среди исследователей: почему Россия стала родиной ужасного и трагического эксперимента, который начался в 1917 году? Почему такое мощное государство, как Российская империя, прошедшее через страшные испытания восстаниями, войнами, почти за год прекратило свое существование? Это что — работа небольшой группки революционеров, которые на немецкие деньги старались его развалить? Нет. Вина правящих элит, которые не смогли удержать власть в своих руках в условиях мировой войны? Но ведь и другие страны переживали кризисные ситуации в это время. Произвести изменения такой силы, которые историки называют «тектоническим сдвигом» и которые оказали влияние на историю не только нашей страны, но и всего мира, может только энергия масс. Было ли это стремление к счастью? Несомненно. А разве Французская революция под лозунгом «Свобода, равенство, братство» принесла только благополучие и счастье? Она несла и трагедию, и разрушение устоев прошлого, и кровопролитие. И это уже энергия разрушения.
Под «энергией мечты» мы подразумеваем ту энергию, которая выплеснулась в 1917 году с силой атомного взрыва. Потом она позволит осуществить индустриализацию, провести революцию в культуре, победить в войне, вывести страну из разрухи в послевоенные годы и сделать ее сильнейшей державой. Но силой энергии пользовались власть имущие, нещадно ее эксплуатировали, и не только ради развития страны. В нашей стране нет ни одной семьи, по судьбе которой не прошел бы молох революции, кровопролитие Гражданской войны, репрессии… Если вы обратитесь к истории своей семьи, то непременно найдете переплетения судеб и «красных», и «белых».
— Есть ли срок давности для таких травм? Нужно ли, чтобы исторические рубцы затягивались? Может, нужно не время для примирения с прошлым, а дискуссия?
— Конечно, срока давности у таких событий нет. О них непременно надо помнить. Вообще история — очень интересная наука. Она рассказывает о событиях прошлого. Повлиять на них, конечно, уже невозможно, но нам крайне важно знать о том, что произошло, каковы предпосылки и последствия, для того чтобы оградить себя от ошибок в будущем. Мы не ставим перед собой задачи изменить взгляды на эти события. Апологеты революции всегда будут защищать ее достижения и оправдывать средства, которыми эти достижения завоевывались. Противники революции всегда останутся ее противниками, приводя свои аргументы и доказательства. Для Русской православной церкви, например, эти события столетней давности навсегда останутся самыми трагическими страницами истории, потому что 1917 год — это начало гонений на Церковь и искоренения христианской веры, методического уничтожения религиозных святынь и расстрелов священнослужителей. Эти события не нужно принимать, их нужно просто помнить.
— То есть окончательное примирение невозможно?
— Мне очень не нравится этот вопрос. С точки зрения прошлого примирение возможно, мы это знаем на примере Конкордата Наполеона (соглашение между папой Пием VII и Французской республикой в лице первого консула 1801 года, когда католицизм был объявлен религией большинства французов.— «О») — ему удалось более или менее успокоить общество после кровавых событий конца XVIII века. Шаги к примирению могли быть сделаны в 1920-е годы, когда можно было отказаться от действий, связанных с репрессиями по окончании Гражданской войны, но этого не произошло. Это время было упущено. Примирение с точки зрения нашего времени… Но кого с кем? Сторонников революции со сторонниками монархизма? Это уже невозможно.
— Хотя бы с точки зрения потомков. Вы же говорите, что раскол прошел через каждую семью…
— В моей семье было так, что родной дядя моего отца погиб, будучи начальником штаба Красной дивизии, другой его родной дядя вернулся от барона Унгерна (деятель Белого движения на Дальнем Востоке.— «О») в 1924 году и сдался в Красноярске советским властям, пройдя Гражданскую войну до конца. Мой дед в 1924 году бежал из деревни, понимая, что его ждет, его родные братья были подвергнуты репрессиям во время коллективизации. Память о них живет во мне. С кем мне примиряться? С моими предками? Я их понимаю и одинаково бережно отношусь к тем, кто был на стороне «красных», и к тем, кто был на стороне «белых». И монархисты, и коммунисты, и либералы, и консерваторы, мы должны понимать, что это наша история, и мы должны ее знать. Надо четко разделять то, что было во благо страны, и то, что было страшным преступлением перед народом. Последнее срока давности не имеет — преступное всегда остается преступным.
— Что такое объективность с точки зрения музейного работника?