ОгонёкОбщество

Таежные ангелы

Наталия Нехлебова

О проблеме незаконных таежных вырубок говорят годами и на разных уровнях — от муниципального до президентского. Но ни от уровня разговоров, ни от продолжительности дискуссий ничего не меняется: законы не работают, надзорные органы хронически близоруки, преступный промысел процветает. И вот на этом безрадостном фоне появляются две женщины-пенсионерки, усилиями которых спасено от уничтожения уже больше сотни тысяч гектаров. Как Любовь Аликина и Юлия Карельченко защищают сибирские леса от незаконных вырубок, системной коррупции и «черных лесорубов», выяснял «Огонек».

Любовь Аликина в прошлом геолог, Юлия Карельченко 26 лет отдала армейской службе. Женщины живут в Иркутске, обе на пенсии. И при деле: уже 4 года они защищают тайгу. Несколько раз в месяц садятся в машину Юлии и едут к местам, где рубится лес. Снимают происходящее на камеру, проверяют у лесорубов документы и… вызывают полицию. «Лесорубы всегда в шоке,— смеется Любовь,— они замирают как столбики. Две женщины в глухом лесу требуют у них какие-то документы. Но я умею с ними разговаривать. Вежливо здороваюсь и начинаю перечислять свои регалии: руководитель общественной организации, помощник депутата Заксобрания, корреспондент экологического издания». Душевно такие разговоры редко складываются, признается Юлия. А Любовь описывает типовой сценарий подобных встреч: у лесорубов разрешение на санитарную вырубку пораженных короедом деревьев, но рубят они элитные сосны далеко от больного леса. Незаконная массовая вырубка леса в Сибири стала чем-то вроде природной катастрофы, с которой ведомства всех уровней никак не могут совладать. «Ну как массовую вырубку можно взять и прекратить? — вздыхает Любовь.— Когда там лесосырьевая база прокурора, там начальника полиции, там главного лесничего, там группы компаний „Илим“, которые рубят и в водоохранных зонах Братского водохранилища. Но мы боремся. А главное, у нас получается!»

Дойти до президента

Хранительницей тайги Любовь стала в феврале 2015 года, в свой день рождения. Ей исполнилось тогда 55 лет, отмечала на даче у своих родителей. «Там есть небольшая река Кая, в водоохранной зоне растут реликтовые сосны, которым по 250–300 лет. Я дивилась на эту красоту, а потом увидела небольшой дымок, услышала звук пил. Подхожу, а уже больше десятка срубленных сосен лежат. Говорят, мол, это земли сельхозназначения, и лес вырубается под дачные участки. Я руки к небу подняла и как закричу: «Я до президента дойду, но лес вам рубить не дам!» Тогда, на запале, провела в лесу 7 часов: ждала полицию, пыталась разобраться, кто дал разрешение рубить лес. А уже в ноябре была в Москве — на встрече с президентом.

«Все вышло как будто само собой»,— вспоминает она. Сначала обратилась к депутату местного Заксобрания, чтобы он потребовал прокурорской проверки законности вырубки леса на берегу реки Кая, где уничтожить должны были 86 гектаров. Потом женщина вышла с одиночным пикетом к зданию правительства Иркутской области (в Заксобрании как раз обсуждалось, почему земли лесного фонда стали частными. Должен был быть поднят вопрос и прокурорского реагирования на вырубку леса, который защищала Любовь). «Я хотела, чтобы депутаты поддержали инициативу прокурорской проверки,— рассказывает активистка.— Выставила фотографии нашей реки, в которой водится щука, хариус, а в лесу живут лисицы, журавли. Написала обращение: „Помогите защитить наш лес рядом с городом Иркутском. Такое красивое место уничтожают!“ Приложила фотографии машин, которые пилили наш лес… Ко мне подходили и говорили: „Тебе что, больше всех надо? Думаешь, ты победишь? Ты знаешь, что это непобедимо? Это так и будет! Чего ты тут добиваешься! И вообще — встала и пошла вон“». Но она не уходила, даже когда приехала полиция с проверкой ее пикета («Проверила, что я ничего не нарушаю»). В итоге инициативу прокурорской проверки депутаты поддержали, а потом очень кстати в Иркутск приехал секретарь Общественной палаты России и попросил собрать для него «городских сумасшедших», которые могут рассказать о проблемах Иркутской области, и Любовь Аликина оказалась на встрече в первых рядах. После этого ее включили в группу ОНФ по мониторингу и защите леса (на одном из собраний активистов она познакомилась с Юлией, которая тоже боролась с незаконной застройкой в водоохранной зоне). Как особенно пламенную активистку Любовь внесли в список тех, кто должен быть на встрече с Путиным. «Меня никто и не спрашивал,— смеется Любовь.— Просто сказали — едешь и все».

На встрече с президентом она говорила дольше всех — 8 минут, рассказывала, как бессовестно уничтожают тайгу и как всем до этого нет дела. «Президент тогда сказал: „Мы подумаем, как вас защитить“,— рассказывает Любовь.— По возвращении в Иркутск мне дали телефоны трех человек. Сказали, что, если будут проблемы с угрозами и прочим, я могу звонить им в любое время дня и ночи…»

Потом еще была встреча с Дмитрием Медведевым, были и суды по защите леса на берегу Каи, которые длились два года. В итоге передачу земли в собственность признали незаконной (за это время успели вырубить 7,9 гектара леса, реликтовые сосны были проданы в Китай за 5 млн рублей. «Ничтожная сумма за бесценный лес!» — вздыхает Любовь).

Выяснилось, что лес был передан в пользование бесплатно. И это один из эпизодов мошеннической схемы, в которой лично участвовали бывший мэр Иркутского района Игорь Наумов, бывший депутат думы Иркутска Олег Геевский, депутат думы Иркутского района Олег Логашов. Сейчас они обвиняются в превышении должностных полномочий, мошенничестве, отмывании денег. Они вместе с бывшим ректором Иркутской государственной сельскохозяйственной академии незаконно оформляли права на земельные участки. Чтобы легализовать их, передавали участки в собственность третьим лицам, а те перепродавали под дачи. Прокуратура оценила ущерб в 550 млн рублей.

«В процессе противостояния выяснилась удивительная вещь,— рассказывает Любовь.— У нас большие площади леса значатся как земли сельхозназначения. Дело в том, что в декабре 1991 года издан указ, на основании которого происходила реорганизация колхозов и совхозов. В их территории входили в том числе и леса. И по этому указу необходимо было провести инвентаризацию лесоустройства для того, чтобы колхозные и совхозные леса перевести в реестр лесного фонда. Это до сих пор не сделано. У нас до сих пор не знают, сколько территорий колхозных и совхозных лесов не переведены в лесной фонд и остаются землями сельхозназначения. Это позволяет их вырубать. Огромные массивы лесов стали наживой для недобросовестных чиновников. Кроме того, мы выяснили, что в оформлении собственности на лес у реки Кая нарушения совершили множество инстанций: и Совет народных депутатов, и лесничество, и главы муниципалитетов, и мэр Иркутского района, и Росреестр…»

После встречи с президентом, а потом и с премьером Любовь Аликина стала в Иркутске знаменитостью. «Начался шквал звонков,— говорит она.— Мне звонили отовсюду и говорили: „Я не буду себя называть. Меня могут убить. Но у нас в районе незаконно вырубается лес“. Мы с Юлей в любое время дня и ночи садились в машину и ехали проверять. Полиция стала очень оперативно реагировать на наши вызовы. Раньше могли и не приехать, а теперь перезванивали: „Скоро будем!“». Так с подачи двух подруг задержали больше 200 «черных лесорубов».

«Машина леса стоит около 100 тысяч рублей,— объясняет активистка.— За ночь „черные лесорубы“ могут заработать и миллион, и полмиллиона. В Иркутске есть две точки, где складируют этот лес, и китайцы его скупают. Для валки леса нанимают, как правило, людей из отдаленных деревень. Им платят очень мало — 8–11 тысяч в месяц. Но они берутся за эту работу, потому что другой нет. Я умею с ними разговаривать. Спрашиваю, сколько им обещали заплатить, есть ли договор. То есть говорю о том, ради чего они это делают. Иногда мне отвечают: да, вот в этом лесу с отцом, дедом собирал грибы, они говорили беречь лес. Но вот теперь ради денег приходится его вырубать».

«Ради денег» — эту присказку команда «быстрого реагирования», которую возглавляют две женщины в Иркутской области, слышали повсеместно. И не отступили: начали борьбу с «черными лесорубами» на лесных делянках, а выявили в итоге масштабную схему хищений сибирских лесов.

В кратком пересказе выглядит эта схема так. Министерство лесного комплекса Иркутской области выдает разрешение на аренду лесного участка и вырубку на нем леса. Разрешение получается через систему торгов. «Как правило, право на аренду выигрывают свои люди,— говорит Любовь,— они рубят лес, потом сами себе продают за ничтожную стоимость. А потом перепродают по цене гораздо выше. Основные деньги получает не государство, а частник. В прежние времена бюджет Иркутской области на 30–40 процентов наполнялся из лесной отрасли, последние годы это 3–4 процента. Арендатор сам лес не рубит, нанимает людей на основании „Договора заготовки древесины“ и „Договора покупки древесины“. Договоры между арендатором и тем, кто рубит лес, часто нигде не зарегистрированы, налоги с них не оплачиваются. Они нужны, если вдруг нагрянут проверяющие. Как только заканчивается вырубка на той или иной делянке, договоры уничтожаются. Затем приходит лесник и фиксирует рубку неизвестными, подается обращение в полицию, которая по истечении очень короткого времени прекращает уголовное дело в связи с не выявлением преступника. То есть лес вообще просто исчезает. Вот таким образом идут колоссальные вырубки нашей сибирской тайги. Даже если у арендаторов есть правильно оформленные бумаги, мы все равно почти всегда находим нарушения: рубят не на своем участке, состав деревьев, который указан в документах, не соответствует фактическому. Должны, к примеру, рубить осину и березу, а на участке — кедр и сосна».

Юлия и Любовь таким образом нашли нарушения у 10 арендаторов. Против одного заведено уголовное дело. Впервые в России был расторгнут договор аренды на участок леса для его рубки (он был выдан с 2009 до 2036 года). «Мы заставили Министерство лесного комплекса Иркутской области подать иск на основании предписания прокурора,— рассказывает Любовь.— У арендатора были бесчисленные нарушения. Вырубка проводилась не в тех местах, которые выделены, не те объемы, не те площади, не те породы деревьев, налоги не оплачивались…» Кроме того, арендаторы не высаживали молодой лес, хотя обязаны это делать — по истечении договора аренды не меньше 91 процента участка должно быть покрыто лесом.

После своих рейдов женщины пишут обращения во все надзорные органы — прокуратуру, полицию, Следственный комитет, Росприроднадзор, Министерство лесного комплекса, Министерство природных ресурсов, Роспотребнадзор, байкальскую природоохранную прокуратуру… «Мы не пишем — вот мы нашли нарушение — проверьте. На такое точно придет отписка,— объясняет Любовь,— мы пишем, какие именно нормы права нарушены, какие статьи в каком кодексе, на что они должны конкретно отреагировать. И вот тогда ведомства начинают работать».

Впрочем, далеко не всегда виновных удается наказать по закону. «У нас есть такое понятие, как коммерческий следователь,— говорит Любовь.— Впервые о нем услышали от „черных лесорубов“, которые, отбиваясь от нас, не стеснялись и говорили: „Придет коммерческий следователь — порешает“. Выяснилось, что действительно имеется такая „услуга“ — следователь, который за деньги все сделает, чтобы человек избежал наказания». Хотя и с этим барьером справиться можно, чтобы довести в итоге злостных нарушителей до реальных сроков. «Упертость» защитниц тайги в крае уже вошла в поговорку, но расслабляться жизнь не дает: в прошлом году Юлю пытались убить. В 4 утра к ней в дом пришел человек с ножом, кричал «Ты всех тут достала!», спрятаться и дождаться, пока приедет полиция, удалось чудом. «Ничего, она закаленная. Не зря же в армии 26 лет служила»,— улыбается Любовь.

Когда деньги есть и нет одновременно

«В разговоре с президентом я говорила и о том, что деньги, выделенные на Федеральную целевую программу по охране озера Байкал и социальное развитие на 2012–2020 годы, не осваиваются,— рассказывает активистка.— Было выделено 57,2 млрд. Но по программе мало что было сделано. Со временем федеральные средства сократили до 27 млрд. Но они также не освоены». Почему? Простой пример. На борьбу с загрязнением Байкала, в том числе и на строительство очистных сооружений для поселков на озере, в программе заложено 20 процентов от общего финансирования. Но муниципалитеты должны сами разработать проекты создания этих очистных сооружений, а это дорого стоит. На острове Ольхон создание централизованных очистных сооружений вопрос номер один. Но на разработку проекта муниципалитет поселка Хужир на острове должен затратить 7 млн рублей, тогда как весь бюджет поселка — 5 млн. «И так ни один муниципалитет не может предоставить проект и, соответственно, получить под него федеральные деньги,— сокрушается женщина.— Мы задавали этот вопрос на уровне правительства Иркутской области — да как же так?! Они же так никогда очистные на Ольхоне не построят, и в Байкал нечищеные стоки пойдут. Нам ответили, что правительство Иркутской области может поддержать муниципалитеты финансово, но для этого они все равно должны написать проект. А проект дорого стоит. Получается, сказка про белого бычка!..»

И таких вот «бычков», порожденных бюрократической логикой, Любовь и Юлия в родном крае могут насчитать с дюжину. Взять хотя бы проблему отходов Байкальского целлюлозно-бумажного комбината. Предприятие было закрыто в 2013 году, но огромную экологическую опасность представляют отходы производства объемом более 8 млн кубических метров, которые хранятся в накопителях, расположенных в сейсмо- и селеопасной зоне на площади 145 гектаров. Они находятся в 200 метрах от населенных пунктов и в 400 метрах от Байкала. В федеральной целевой программе по охране озера оговаривалась их рекультивация, но в прошлом году на заседании коллегии Генеральной прокуратуры в Иркутске генпрокурор России Юрий Чайка заявил, что фактическое обезвреживание отходов Байкальского целлюлозно-бумажного комбината до сих пор не ведется.

«Был проект омоноличивания этих отходов,— рассказывает Любовь.— Но он не прошел государственную экспертизу — в Сибирской академии наук на него дали отрицательный отзыв, поскольку по предложенной технологии не получается устойчивый монолит, он рассыпается. Потом вдруг Государственная экологическая экспертиза дала на него положительный отзыв — как, почему, непонятно. Мы вмешались, поднимали этот вопрос на уровне президента. Был запрос от Генеральной прокуратуры России министру природных ресурсов. В итоге проект приостановили, компанию, которая его разрабатывала и лоббировала, отстранили. Но что толку, если в итоге до сих пор никакого другого решения, которое было бы готово к внедрению, не представлено. Воз, а точнее 8 млн кубов ядовитой дряни, и ныне там…»

Сейчас у Любови Аликиной и Юлии Карельченко новый фронт, сезонный: на огромных территориях горит тайга. А лесные пожары, убеждены активистки, выгодны тем, кто расхищает лес. По их словам, заповедники пока спасает то, что там запрещено делать санитарную вырубку леса. «Уже четыре года в Госдуме обсуждается вопрос разрешения санитарных вырубок на особо охраняемых территориях в национальных парках. Арендаторы ждут, когда же их пустят на эти заповедные территории. Ведь при рубке такого горельника у нас в первую очередь рубят не сгоревший лес, а элитный здоровый лес по соседству. Рубят то, что выгодно продать. Разрешение на санитарную вырубку в заповедниках лоббируется, и мы боимся, что эта законодательная инициатива пройдет. С этим нам бороться очень сложно. Но мы будем».

У группы «Общественный контроль», которую создали женщины, теперь много помощников. «Наша группа сейчас — это не только мы двое. У нас есть лесники, таможенники, полицейские, биологи, орнитологи. При первой возможности они к нам присоединяются. У нас большая агентская база — люди, которые рассказывают о том, что происходит с лесом,— от генералов и судей до простых граждан. Порой они в одиночку не справляются и говорят — а вот обращайтесь к команде Аликиной, они вам помогут. А когда такое доверие, подводить нельзя…»

Хочешь стать одним из более 100 000 пользователей, кто регулярно использует kiozk для получения новых знаний?
Не упусти главного с нашим telegram-каналом: https://kiozk.ru/s/voyrl