Опять метель: каким получился «Доктор Гарин» Владимира Сорокина
В издательстве Corpus вышел новый роман Владимира Сорокина — одновременно прямое продолжение «Метели» и текст, который существует во вселенной «Дня опричника», «Теллурии» и «Манараги». Игорь Кириенков — о «нормальной» книге «нормального» писателя
Десять лет назад уездный лекарь Платон Ильич Гарин вез в село Долгое вакцину от боливийской чернухи, заблудился и чуть не погиб: по счастью, околевшего доктора подобрали китайцы. На память у него остались титановые ноги и сны о замерзшем насмерть кучере Перхуше. Теперь Гарин руководит элитным санаторием «Алтайские кедры» и лечит бывших лидеров «Большой восьмерки» — зачатые в инкубаторе говорящие задницы: Ангелу, Дональда, Владимира и других. Ядерная бомбардировка приводит героев в движение, и вот уже доктор вместе с персоналом и знаменитыми пациентами верхом на биороботах пытаются добраться до безопасного Барнаула. И снова дорога оказывается сложнее, чем можно было себе представить.
Строго говоря, Владимир Сорокин напророчил новый роман еще в 2018-м. В интервью, посвященном сборнику рассказов «Белый квадрат», он признался: завершив «Манарагу», писатель «понял, что новая крупная форма если и будет, то через несколько лет». По Сорокину, воздух конца десятых не располагал к пространному художественному высказыванию. То, что начало прорезаться в прошлом апреле, оказалось текстом необычайной для него длины: в сорокинской библиографии объемнее разве что «ледяная трилогия».
Эти книги хочется сопоставить. Про «Гарина» говорят, что великий автор — против ожиданий, читай, едва ли не впервые — написал обычную приключенческую книгу. Это не вполне точно. Первым опытом «нормального» письма — с «сюжетом», «персонажами», «философией» — была как раз сага о Братстве Света, вышедшая в начале нулевых. Тогда же влюбленные в Сорокина критики предрекли конец его героической карьеры, превращение радикала в конвенционального прозаика — пусть и с уникальным гротескным инструментарием.
Можно сформулировать еще жестче: короткая, энергичная «Метель» — вероятно, самое удачное, что написал Сорокин в XXI веке. Как бы традиционный слог, в котором узнавался и Пушкин, и Толстой, и прежние эксперименты автора с русским каноном («Роман»), находился в идеальном равновесии с публицистичностью: Россия как ретрофутуристичное никогде, примиряющее дореволюционное, советское и современное. Эти двести с лишком страниц небольшого формата и сейчас читаются как сорокинский тур-де-форс, обеспечивший ему пресловутую прописку в школьной программе; мгновенная классика,