Эдвард Радзинский. Прощальная гастроль клуба «418»
Встреча с писателем Эдвардом Радзинским всегда особенный и ни с чем не сравнимый опыт. Несмотря на почтенный возраст, он остается блистательным рассказчиком и одной из самых притягательных фигур отечественной литературы. Недавно в этом смогли убедиться гости элитного интеллектуального «Клуба 418», собравшиеся на его лекцию в отеле «Метрополь». Впрочем, как выяснилось, в истории клуба этому выступлению суждено было стать последним. На эпохальном событии побывал главный редактор проекта «Сноб» Сергей Николаевич
Начало было неожиданным. «Клуб 418» прекращает свою лекционную деятельность. Об этом объявили соосновательницы проекта Ирина Кудрина и Надежда Оболенцева на вечере в отеле «Метрополь» перед выступлением Эдварда Радзинского. Символично, что именно с его лекции почти девять лет назад началась просветительская программа клуба и его же выступлением она завершилась.
— Мы показали, что получать знания можно не только посещая институты и курсы, — сказала Ирина Кудрина, — но и в формате дружеской беседы.
Как стало известно, клуб воспользовался приглашением режиссера Константина Богомолова принять участие в деятельности «Клуба имени Георгиуса Фаустуса», открывающегося в ближайшие дни на базе Фонда имени Соломона Михоэлса и Театра на Малой Бронной. Уже известны расценки на годовые абонементы: от экономварианта за 300 тысяч рублей до более продвинутого за 2 миллиона, предполагающего психотренинг и личные рекомендации самого режиссера. Можно легко предположить, что к Фаустусу-Богомолову перейдет и база данных участников «Клуба 418», составляющих наиболее платежеспособную часть аудитории столичных премьер, концертов и вернисажей. Ставка на «буржуазную публику», беззастенчиво прокламируемая Богомоловым, получает свое логическое подтверждение. Как говорится, деньги к деньгам.
Ну, а «напоследок вам спою»… Прощальная гастроль с участием одного из главных корифеев устного жанра, великолепного рассказчика и мифотворца Эдварда Станиславовича Радзинского. Я помню те времена, когда театры сражались за его новые пьесы, и только в одной Москве одновременно шли пять или шесть спектаклей, на афише которых красовалось его имя.
Он был всюду и нарасхват. Самый кассовый, самый успешный. С этими своими вкрадчивыми, завораживающими интонациями опытного обольстителя, с актерскими перепадами в голосе от нежнейшего pianissimo к неистовому forte. С лукавой улыбкой человека, слишком много всего повидавшего и слишком много всего знающего, чтобы принимать всерьез чьи-то притязания, трепыхания и обиды. При этом не обходилось без тайных драм: пьесы его то и дело запрещали или уродовали цензурными поправками, спектакли закрывали, а единственный сын Олег отбывал срок в лагере за диссидентскую деятельность. Все было сложно, опасно, тревожно. Но Радзинский не подавал вида. Никогда не жаловался ни на власть, ни на судьбу. Держался в стороне от всех ненавидящих, злословящих, клеймящих. В этой своей башне из светлого кирпича на Аэропорте или на съемной даче на Николиной горе. В окружении музейного антиквариата и старинной мебели из карельской березы. Ему все это очень шло — быть как бы немного не от мира сего, не из нашего века, не из Союза советских