«Я жизнь люблю»
Анна Ардова не могла не стать актрисой. Ее бабушка служила во МХАТе, дед был известным писателем-сатириком. Мама – актриса ТЮЗа, папа – режиссер, дядя – Алексей Баталов, отчим – Игорь Старыгин. «Однако никто не ходил, не обивал за меня пороги институтов и театров, – говорит актриса. – Поэтому я и ценю то, что имею сейчас».
С Анной Ардовой мы встретились после спектакля. Зашли в кафе. Официанты при виде актрисы расплылись в улыбке, проводили к лучшему столику и принесли вазы под цветы. «Я сегодня настоящая звезда», – пошутила Анна, кивая на букеты от поклонников. Она из тех людей, кто с первых же минут располагает к себе: ни малейшего намека на звездность и капризность. Хотя, казалось бы, с такой родословной могла себе позволить и то и другое.
– Анна, в вашей семье есть традиции, которые передаются из поколения в поколение?
– У бабушки, известной мхатовской актрисы Нины Антоновны Ольшевской, и дедушки, писателя-сатирика Виктора Ефимовича Ардова, всегда был гостеприимный дом. Я стараюсь, чтобы мой дом был таким же. Люблю накрывать стол, готовить, угощать. Это такой кайф, когда говорят: «Ой, как вкусно!» Моя самооценка сразу подскакивает. (Улыбается.) Еще, сколько себя помню, мы всегда праздновали Пасху. Это мой любимый праздник. Когда была маленькая, мы ходили на крестный ход, который начинался перед большой службой, ближе к полуночи. Все кричали: «Христос воскресе!» А мы отвечали: «Воистину воскресе!» Это безумно захватывало: свечи, колокола, крики... Ощущение, что ты летишь. Потом возвращались домой, бесились, насколько нас хватало, ели яйца, куличи, бабушкину пасху. Бабушка делала ее заварной, из творога. Пасху я до сих пор готовлю по бабушкиному рецепту.
– Насколько глубоко вы знаете свою родословную?
– Не очень, к сожалению. Знаю, что у бабушки аристократические корни. У дедушки предками были с одной стороны немецкие евреи, с другой – сефардские. Кстати, настоящая фамилия деда – Зигберман. То есть я, по идее, должна была стать Анной Борисовной Зигберман. Звучит красиво, но как-то не подходит моему русскому лицу. А поскольку в советское время не очень-то приветствовалось быть евреем или носить еврейскую фамилию, то дед-писатель сначала решил стать Сефардовым, а потом первые три буквы сами собой отпали и получился Ардов.
– Кстати, эта фамилия – производная от православного имени Ардалион, которое переводится как «суетливый, хлопотливый человек».
– Ой, тогда я абсолютная Ардова. Более того, эта фамилия стала нарицательной среди моих родственников и друзей. Меня часто называют не Аней, а именно Ардовой.
– Вас назвали в честь Анны Ахматовой, с которой дружила ваша бабушка, Нина Ольшевская. Она вспоминала об этой дружбе?
– Дома все время о ком-то рассказывали. Дед и бабанька ведь дружили с Мандельштамом, Бродским, Ильфом, Петровым. Бабанька ушла из жизни, когда мне был 21 год. Какая я глупая, что мало ее расспрашивала, ведь столько можно было узнать. Но знаете, как это бывает – своя жизнь, другие интересы. А когда поняла, что необходимо и важно знать историю семьи, было поздно. Бабанька была уже старенькая, заикалась, после инсульта плохо говорила. Мы с ней часто виделись, я была единственным человеком, которому она позволяла себя купать, мы общались, но не так много, как хотелось бы сейчас.
– Что вам запомнилось из этого общения?
– Почему-то сейчас вспомнился такой случай. Мы с бабушкой жили на даче, в Егорьевске, по соседству с папиным братом-священником – дядей Мишей Ардовым, у которого там был приход. Мы сидели на веранде, я читала, как сейчас помню, «Машеньку» Набокова. Не могла оторваться. Играло радио. И тут я краем глаза замечаю какое-то движение. Поднимаю голову, стоит бабанька и говорит: «Я тебе с-с-танцевала, а ты не с-с-смотрела». Прошу: «Бабушка, ну станцуй еще». Она: «Н-н-не буду». Помню, у нас зашел однажды разговор про Маяковского и актрису МХАТа Веронику Витольдовну Полонскую, которую я знаю как Норочку и бабушкину ближайшую подругу. У Маяковского с Норочкой был роман, хотя оба были несвободны. Спросила: «Ты же знала Маяковского, какой он был? Как вы с Норочкой к нему относились?» Бабушка ответила: «Мы страшно боялись, что он расскажет об отношениях с Норкой ее мужу, Михаилу Яншину, и будет дикий скандал». Бабушка очень переживала за подругу.
– Гордитесь своими корнями?
– Не просто горжусь – равняюсь. Признаюсь: я человек с пониженной самооценкой и постоянно борюсь за ее повышение. Когда у меня случаются какие-то провалы, неудачи, появляются обиды, я постоянно вспоминаю бабушку, деда, и понимаю, что не имею права быть недостойной их. Не имею права бездействовать и предаваться унынию. Однажды мы с мамой ходили на выставку художника-авангардиста Владимира Татлина. Смотрели: «Ну Татлин и Татлин, ну клевый…» И вдруг видим на стене фотографию деда, какието записи. Я говорю маме: «Удивительная вещь – дед и бабка были талантливые люди. Но, по большому счету, они реализовались не в профессии, а просто как хорошие люди и настоящие друзья». И это удивительно. Мои предки служили добру. Мне это придает сил, я этим горжусь, все время на них равняясь. Да мне бы хоть чуть-чуть дорасти до своей бабки! Я часто задумываюсь, в какое время они жили, сколько им довелось пережить. Но при этом они оставались людьми, у них хватало сил любить, дружить, творить.
– Вашу семью затронули репрессии?
– Мой прадед умер у следователя на допросе. А прабабушка, бабушкина мама, провела в лагерях много лет. Когда бабанька узнала, что ее мама больна раком, она пошла к своей подруге Кате Никулиной, которая была одноклассницей гэбиста Абакумова. Просила договориться о встрече. Не знаю деталей этой истории, но прабабушку выпустили – она умерла на руках своей дочери. Бабанька рассказывала потом, что ее мама сидела в лагере, бараки которого по весне постоянно затапливало, и заключенные жили на крышах. И в это время было много самоубийств – люди кидались вниз с крыш. Но меньше всего болели и меньше всего самоубийств было в бараке моей прабабки, потому что она ходила между нарами и читала Пушкина, Есенина, Лермонтова. У меня мурашки по коже бежали, когда я услышала эту историю.
– Вы были у бабушки любимой внучкой?
– Первую внучку, Наденьку, бабаньке с дедом подарил Алексей Баталов – сын бабушки от первого брака. Потом у моих родителей родилась Нина. Еще спустя какоето время появилась на свет Маша Баталова и только потом я. Но бабушка всегда говорила мне: «Ты была еще крохой, а я тебя уже любила больше всех». Моя мама меня не доносила, я родилась в семь с половиной месяцев. Папа, кстати, тоже родился недоношенным. Наверное, поэтому бабанька меня и полюбила, как самую слабенькую и маленькую. У меня к тому же была фиброма легких, вывих бедра. Врачи говорили маме: «Не надейтесь». Она до сих пор рассказывает об этом с ужасом. Меня долго нельзя было класть, я сразу начинала задыхаться. Поэтому меня какое-то время просто передавали из рук в руки, держа вертикально. Потом, когда я подросла, родные говорили мне: «Можно было сшить конвертик, вставлять тебя в него и подвешивать к стене на гвоздик».
– Как думаете, такой тяжелый приход в этот мир отразился на вас?