Шок Шиле
Скандальная прижизненная репутация австрийского художника Эгона Шиле, чья выставка прошла в Москве с маркировкой 18+, преследует и его работы. Портрет главной женщины его жизни, Валли Нойциль, был арестован на нью-йоркской выставке и провел долгих 12 лет в заключении в специальном хранилище в Квинсе.
Искусствоведы, говоря о выразительности этого портрета, часто вспоминают «Джоконду» Леонардо да Винчи.
Они встретились в 1911 году, в доме Густава Климта, учителя и кумира Шиле. Знаменитый художник всегда был окружен хорошенькими женщинами. Тут были и его заказчицы, пылкие почитательницы его таланта, и, конечно же, натурщицы, свободные, чувственные, раскрепощенные, готовые делать все, что попросит мастер. Среди них была и юная Валли Нойциль. Ходили слухи, что она не только позировала Климту, но и дарила ему свое молодое тело. Но почти о всех моделях Климта говорили подобное, и часто то была правда. Валли было всего 16 лет, но она была сильной девушкой, уже много испытавшей в жизни. Вальбурга Нойциль родилась 19 августа 1894 года в деревне Таттендорф, в Нижней Австрии. Ее отец Йозеф Нойциль был учителем. В 1906 году он умер, и мать Валли вместе с дочерью перебрались в Вену – там было больше возможностей найти работу. Валли рано пришлось начать трудиться.
Она ничем не брезговала – работала и продавщицей, и кассиршей, и натурщицей (что тогда в общественном сознании было равнозначно занятию проституцией). Она была очень недурна, эта Валли Нойциль. И молодой Эгон Шиле не устоял против обаяния ее больших выразительных глаз, пышных волос, точеной фигурки. Она его тоже заметила. Да, вообще-то, не заметить его было нельзя. Артур Рёсслер, критик и большой почитатель Шиле, вспоминал: «Даже в присутствии известных людей с экстравагантными наклонностями Шиле выделялся… Высокий, стройный, с узкими плечами, длинными руками и длинными пальцами на худых руках, загоревший, безбородый, с длинными, темными непослушными волосами, он привлекал внимание всякого. Его широкий лоб прорезали горизонтальные линии морщин. Особенности его лица выглядели особенно ярко при серьезном, почти грустном выражении, как будто он страдал от сильной, спрятанной вглубь боли… Его лаконичный стиль говорить афоризмами в сочетании с его взглядами производили впечатление глубокого внутреннего благородства, и было понятно, что это все не симуляция…»
Шиле – 21 год. За его спиной – смерть отца от сифилиса (Эгону было всего 14 лет и безумный бред отца на смертном одре навсегда остался в его памяти), учеба в Академии изобразительного искусства, которую он благополучно бросил, когда она ему наскучила; увлечение Климтом и его яркой, такой непохожей на старую, классическую, живописью; участие в выставках, где его работы были замечены. Он – один из основателей группы «Новое искусство», куда вошли его друзья, такие же, как он, молодые художники, плюющие на приличия, на все правила – нарушающие все табу и в жизни, и в творчестве.
В 1910 году он уехал из Вены в Крумау, городок в Южной Богемии, снимал там квартиру вместе с другом Эрвином Озеном, рисовал его и, конечно же, себя – Эгон любил изучать свое лицо, свое тело. Ему вообще был присущ некий нарциссизм. В Вену Шиле наведывался наездами. Там ему было неуютно, плохо. «Здесь все так отвратительно! Все завидуют мне и строят козни. Бывшие коллеги смотрят на меня со злостью. В Вене мрачно, город черен, все поражено гнилью. Я хочу быть один… – писал он своему другу Антону Пешке. – Я должен увидеть новое и исследовать его. Я хочу попробовать темную воду, увидеть растрескавшиеся деревья, почувствовать порыв дикого ветра… Я хочу рассматривать травы, людей, старые церкви, бежать без остановки по лугам через широкие равнины, целовать землю и вдыхать аромат болотных цветов. А потом я буду делать такие красивые вещи…»
Эта картина была написана в Крумау (ныне Чески-Крумлов), городе, где Шиле был так счастлив вместе с Валли Нойциль. 1914 год.
Художнику нравилось фиксировать на бумаге свое лицо, тело. Он написал более сотни автопортретов. 1907 год.
Но пока он рисовал нагими себя и Озена, а также девушек и девочек, часто в весьма двусмысленных позах. Парис ван Гутерслох, знакомый Шиле, писал, что студия Шиле буквально была наводнена этими моделями, молоденькими бродяжками, которые забредали в его дом: «Они там спали, укрываясь от родителей и полиции, или лениво слонялись из комнаты в комнату, расчесывали волосы, чинили одежду, мылись – подобно животным в клетке…» Получившиеся особенно удачно – особенно эротично – рисунки Шиле продавал распространителям и коллекционерам порнографических картинок, которых в Вене было в то время множество.
Ныне этот город, когда-то изгнавший художника за богемный образ жизни, называется Чески-Крумлов, и главной его достопримечательностью является дом Шиле и галерея его картин. 1910 год.
А что было делать? Нужно же как-то зарабатывать на жизнь, на краски, на холсты, а еще он всегда любил хорошо одеваться. Это его увлечение началось еще в годы студенчества: «Когда я против воли матери и опекуна начал вести независимую жизнь, чтобы стать свободным художником, я быстро оказался в ужасном положении – носил старые вещи моего опекуна, его ботинки и шляпы, которые были мне велики. Костюм, подкладка которого была разорвана, а ткань износилась, мешком болтался на моем узком теле. Башмаки были стоптаны и просили каши, кожа потрескалась, в подошвах зияли дыры, так что я мог ходить, только шаркая в этих изношенных галошах. В выцветшую и затасканную, покрытую жирными пятнами шляпу мне приходилось запихивать газеты, чтобы она не съезжала мне на глаза. Особенно щекотливым моментом в моем гардеробе было белье. Правда, я не знаю, можно ли вообще называть бельем эти расползающиеся обрывки льна… Свои воротнички я унаследовал от отца, они были слишком широки для моей худой шеи и к тому же слишком высоки. Поэтому по воскресеньям и по особым случаям я носил воротнички оригинальной формы, которые сам вырезал и складывал из бумаги…» Но теперь у него были деньги, и он мог позволить себе выглядеть вполне элегантным.
Парные портреты – излюбленный жанр Шиле в ранний период его творчества.
В общем, Валли не отказала Эгону, когда он попросил ее попозировать. А потом она влюбилась – его чувственность захлестнула ее, увлекла, подчинила. Он увез Валли в Крумау, и у обоих началась новая жизнь. Местные жители, добропорядочные австрийские обыватели, наблюдая эту парочку, были страшно возмущены – приезжий художник такое себе позволяет: живет с сомнительной девицей, – кстати, несовершеннолетней! – привечает в своем доме бездомных и несчастных девочек, да еще рисует картины, которые показывать в приличном обществе просто немыслимо! Шиле с Валли пришлось уехать.