Шарлотта Бронте. Маленькая Жанна Д'Арк
Шарлотта отказала уже троим претендентам - двум священникам и сотруднику издательства. По одной причине: нет в ее сердце любви. И вот тут-то, в самое трудное время, перед ней забрезжила надежда на счастье...
Когда преподобный Патрик Бронте палил во дворе из ружья, никто и ухом не вел. Немногочисленные жители пустынной округи привыкли к его чудачеству, а домочадцы знали: так он справляется с тоской, страхом и приступами дурного настроения — стреляет в небо. Ничьего покоя ведь не тревожит — не считать же бесчисленные надгробия сельского кладбища, что по соседству. Патрик жил в Хауорте с семьей уже год, с 1820-го, приняв здесь приход и переехав из Торнтона. Небеса подвергались его атакам почти ежедневно — поводов для тяжких раздумий было предостаточно.
Долгие месяцы его жена Мария Бронте, в девичестве Бренуэлл, сходила с ума от мучительных болей, перенося их с редким мужеством. Она лежала в своей комнате и давно уже не видела детей.
Их было шестеро погодков, мал мала меньше: Мария, Элизабет, Шарлотта, Патрик Бренуэлл, Эмили и Энн, детство которых не назовешь счастливым и беззаботным. Отец своих чад ласками не баловал, а мать была бы рада, но несколько родов подряд подорвали ее здоровье и не оставляли возможности уделять внимание каждому. Тихая, безответная, любившая супруга как умела (муж-ирландец, из фермера ставший священником, тоже любил ее как умел), теперь она, сцепив зубы, металась на кровати, сгорая от рака. Патрик все чаще отправлял детей на долгие прогулки, а сам пилил в кабинете доски, чтобы не слышать за визгом инструментов рвущих сердце стонов, или стрелял во дворе в воздух.
Семилетняя Мария, с малых лет ставшая главной помощницей матери, выстраивала в ряд младших, включая Энн, которой в ту пору не исполнилось и двух, велев крепко взяться за руки, и вела свой отряд по вересковым пустошам и холмам. Малыши никогда не бегали и не кричали, они были тихими, молчаливыми, не по годам мрачными. Отец держал семью в строгости. Представления о воспитании у него были своеобразными. Рьяный поборник скромности, он в буквальном смысле предавал огню или рвал в клочья все, что представлялось ему излишеством, — забытую на спинке стула шаль, единственный шелковый халат жены, однажды сжег расставленные у камина сапожки детей, которые служанка хотела просушить, — в тот день шел дождь и малыши промочили ноги.
Пятнадцатого сентября 1821 года Мария скончалась, и дом погрузился в скорбь. Вдовец сутками не выходил из кабинета, а заботу о детях поручил сестре жены. Все, что ту заботило: чтобы вверенные ей шестеро ребятишек вовремя поели и легли спать. Они ни с кем не общались и нигде не бывали, зато тесно дружили и запоем читали разрозненные тома из отцовской библиотеки, в основном Вальтера Скотта и Анну Радклиф.
В конце концов Патрик отправил четырех старших дочерей в частный пансион Коуэн-Бридж для детей священнослужителей, а сына решил обучать сам. Энн тоже оставалась при отце в силу возраста. В июле 1824-го уехали Мария и Элизабет. В августе к ним присоединилась Шарлотта. В сентябре — Эмили. Мало что в их жизни было страшнее, чем тот пансион. Позже Шарлотта выведет Коуэн-Бридж под названием Ловуд в своей главной книге.
Однако ее перо окажется не в силах запечатлеть ежедневный и еженощный ад, в котором находились и в буквальном смысле гибли маленькие ученицы. Ах как закатывали глаза воспитательницы, завывая о благочестии и благонравии. И ах как изощренно они издевались над своими бесправными воспитанницами, как морили голодом, обворовывали, секли и сажали в карцер. Голод, холод, бесконечные унижения и эпидемии тифа — вот что получали там дети. И мало кто такое выдерживал. Первой погибла Мария. От туберкулеза... Однажды ее, совсем разболевшуюся, заставили встать с постели и идти на завтрак, но поскольку она опоздала, медленно ковыляя и держась за стену, завтрака ее лишили. В итоге даже садистам-воспитателям стало ясно, что девочка умирает. Что ж, где угодно, но не в их стенах!
В феврале 1825-го мистер Бронте забрал старшую дочь из школы, а в мае и Элизабет, стремительно угасавшую от скоротечной чахотки. Вскоре обе скончались. Директор Коуэн-Бриджа мистер Уилсон по этому поводу патетически возвестил: умереть ребенком — счастливейший из уделов, ибо только так можно предстать перед Создателем невинным ангелочком. Репликой в сторону он, правда, посетовал, что барышни Бронте какие-то уж больно хлипкие. И конечно, не стал удерживать младших, когда сразу после похорон в начале июня за ними приехал отец. Много позже Шарлотта опишет свою рано погибшую старшую сестру в Эллен, подруге Джейн Эйр.
Теперь их было четверо. Унылый пасторский дом после застенков пансиона казался уютным раем, и гибкая детская психика милосердно увела в тень воспоминания о недавних унижениях и страхе. Отец по-прежнему скрывался в своем кабинете — пережитые утраты не сделали его теплее. Пожилая тетушка тоже не лучилась заботой. И предоставленные сами себе дети нашли выход, во все времена спасавший маленьких одиночек: оказалось, можно убегать не в реальности, а в фантазиях.
Забавно: много лет назад их отец баловался сочинительством, правда в нравоучительном духе, даже издал два сборника стихов с «моралью» для низших сословий. Не его ли писательские гены дали о себе знать? Как бы там ни было, отпрыски мистера Бронте взялись выдумывать и записывать свои выдумки на бумагу. Сначала писали батальные пьесы и тут же их ставили — для себя, зрителей у них не было.
Потом придумали острова. Как-то холодным зимним вечером экономная служанка отказалась зажигать свечу и слишком рано отправила детей спать, они вертелись в кроватках... И вдруг Шарлотта предложила: неплохо бы каждому заиметь собственный остров. Так появилась тайная игра в островитян. Свои опусы они печатными буквами, как в настоящих книжках, записывали в маленьких блокнотах. Спустя двести лет, в ноябре 2019-го, одна такая кожаная двадцатистраничная книжечка размером 3,5 на 6,1 сантиметра с тремя записанными рассказами Шарлотты будет продана на парижском аукционе за семьсот восемьдесят тысяч евро.
Потом придумалась страна Ангрия и ее властелин герцог Заморна, одновременно герой и преступник, обольститель и ловелас. И этот выдуманный мир стал реальнее, чем холмы и пустоши Хауорта, темные комнаты пасторского дома, кладбище за окном, враждебная и скучная действительность, не сулившая ничего интересного. Впрочем, с реальным миром предстояло вскоре познакомиться теснее.
Сколь бы сух и холоден ни был Патрик Бронте, однако и речи не могло идти о том, чтобы его дети не получили образования, и повзрослевшую Шарлотту отправили в пансион Маргарет Вулер в Роу-Хэде, где воспитанниц уважали. Сама мисс Вулер стала Шарлотте близким другом, еще одной подругой на всю жизнь — соученица Эллен, обеим она воздаст должное в «Джейн Эйр».
Когда она вернулась в Хауорт, младшие сестры уже сочинили новую страну — независимое королевство Гондал, конкурировавшее с Ангрией. И теперь, перебивая друг друга, рассказывали Шарлотте, как прекрасен этот остров скал и ветров в Тихом океане и как сильны его свободные обитатели, как роскошны даже злодеи, их заговоры, интриги, тайны, подвиги и войны!
Потом выросла Энн и тоже уехала в Роу-Хэд, покинув и Хауорт, и Гондал. Оставшаяся в одиночестве экзальтированная и неуклюжая Эмили так горевала, что придумала новое королевство — остров Гаалдин, где теперь властвовала уже безраздельно. Точнее властвовала не совсем она, а злая королева Августа Джеральдина Альмеда, роскошная фам фаталь, уничтожавшая всех, кто ее любил: мужчин и детей.
Этот остров и его выдуманные обитатели были ее единственной отдушиной: попытка поступить в пансион мисс Вулер не удалась, Эмили в буквальном смысле не могла покидать дом, она чахла за его стенами как хрупкий цветок, не приживавшийся на чужой почве. Так и таилась в пасторском доме, пока старшие сестры сначала преподавали в том же Роу-Хэде, а потом учились зарабатывать свой нелегкий хлеб единственной профессией, которую мог в то время дать пансион.
Гувернантка... Существо странного положения, словно зависшее в воздухе между нижней и верхней ступенькой. Не прислуга, но и не свободный человек. Никаких прав, только обязанности. Гроши, которые в чужом доме платят с таким высокомерием, словно бросают милостыню. И унижения, которые приходится терпеть сразу от всех — воспитанников, господ и даже слуг.
У них не было опоры. Отец не мог помочь, даже если бы хотел. Брат же из друга детства давно превратился в непредсказуемый сгусток проблем. Бренуэлл был одарен и как писатель, и как художник, однако к талантам прилагались непомерное самолюбие, гордыня и безответственность. С помпой он отбыл в Лондон, уверенный, что вскоре прославится и затмит жалких тамошних пачкунов. На поездку деньги для него собирали и откладывали сестры, отказывая себе во всем. Он стремительно все растратил и поджав хвост, вернулся домой, выдумав трагическую историю о том, как его ограбили бандиты.