От редакции
В апрельский выпуск журнала попали не просто юмористические рассказы, а настоящие раритеты. Это привет из 1970–80-х — эпохи первых фантастических семинаров и фэнзинов, эпохи, которую многие из нас уже не застали… Лучше всего об этих текстах (и их авторе) расскажет человек, который бережно хранил их все эти годы, — вице-председатель ростовского КЛФ «Притяжение», организатор конкурса-семинара «Вареники» Сергей Битюцкий.
Восемьдесят ранний незапамятный год. Из-за дверей комнаты на втором этаже Дома работников просвещения доносится громкий хохот. Это на встрече клуба фантастики «Притяжение» читает свой новый рассказ Николай Блохин. Сдержать хохот было просто невозможно.
Блохин написал всего 14 смешных рассказов (из них два в соавторстве с Михаилом Якубовским) и два серьёзных. И всё это — до 1983 года. Мало. Конечно, мало! Хотелось бы больше! Но Огинский вообще написал только один майо-нез. То есть полонез. Так что радуемся тому золотнику, который мал, да дорог. Несколько из этих рассказов были опубликованы в альманахе «НФ» и в журналах. Остальные легли под сукно и могли бесследно кануть. Через 18 лет, готовя в 2001 году первый фестиваль «Донкон», я решил спасти бесценные шедевры. Не все рассказы было легко найти. Несколько машинописных оригиналов, казалось, были уже безвозвратно потеряны. Но кропотливые поиски принесли удачу. Последней была найдена «Пилюля» на балконе Блохина под стопкой раскисшей макулатуры. Когда набирал текст, хохотал у компа, хотя знал рассказы практически наизусть. Книга была свёрстана, проиллюстрирована клубным художником и отпечатана к конвенту презентационным тиражом 20 подарочных экземпляров. Для давних друзей. Через два года — ещё 20, к поездке на «Интерпресскон». Мне казалось, друзья-издатели ухватятся за готовый сборник и издадут эти замечательные рассказы. Ведь книга полностью уже была готова к печати, а авторы на гонорар не претендовали. Но… друзья-издатели не заинтересовались. Ведь авторы не пишут уже 20 лет — зачем тратиться на раскрутку… Ну, с таким подходом О . Генри и Чехова (если бы вдруг нашлись их неизвестные шедевры) издавать незачем — они ведь тоже уже ничего не напишут… Но так сложилось.
Однако, как сказал Михаил Булгаков, рукописи не горят. А Вячеслав Рыбаков в прошлом году (в предисловии к своему раритетному рассказу в нашем фэнзине) добавил: «Хотя плесневеют». Но вот сегодня благодаря дорогой редакции МирФ мы в день юмора знакомим читателей с этими жемчужинами эпохи раннего фэндома.
В трамвае
Николай Блохин
— Ещё чуть-чуть!
— Вперёд, вперёд пройдите!
— Куда проходить, я с ребёнком!
— Мама, писить хочу!
— Ещё, ещё!
— Граждане, проходите вперёд. С открытой дверью я не поеду!
— Ну, ещё!
— Поехали!
— Не напирайте!
— В такси надо ездить!
— Потерпи, сынок, потерпи!
— Граждане, передавайте на талоны. На линии контроль!
— Ха-ха-ха!
— Ух, ногу, ногу!
— Прокомпостируйте талон!
— Руки заняты!
— А ты зубами!
— Мама, писить хочу!
— Ух, ногу, ногу!!
— Вы на следующей вылазите?
— А Нюрка ему в ответ как двинет между глаз!..
— Осторожнее, вы своим портфелем мне чулок порвали!
— Где? Здесь?
— Не приставайте, я закричу!
— Передайте на талоны!
— Ух, ногу, ногу!!!
— Да сколько у тебя ног?
— Три.
— Инвалид, что ли?
— Нет, зачем же, у нас на Марсе все такие…
— Мама, писить хочу!!
— Потерпи, потерпи, маленький!
— Вы на следующей вылазите?
— Дамочка, почём яйца брали?
— Следующая остановка — площадь Маяковского.
— А Степан Нюрку-то кулачищем, кулачищем! Всю морду разбил!
— Напился с утра и толкается!
— Во, сизый нос какой! Тьфу!
— Это не нос. У нас на Марсе этот орган воспринимает акустические колебания…
— Мама, я писить хочу!!!
— Потерпи, сынок, потерпи!
— Граждане, не цепляйтесь, вагон отправлен. Эй, в шапке, слезай, кому говорю! Следующая остановка — площадь Лермонтова…
— Слышь, трёхногий, передай на талоны!
— Вы на следующей вылазите?
— Дамочка, почём цыплят брали?
— Ах, вы мне зонтиком второй чулок порвали!
— Где? Здесь?
— Нахал!
— Потерпи, сынок, потерпи…
— Мама, я уже…
— Не напирайте, не напирайте!
— В такси надо ездить!
— Граждане, предъявите талоны для проверки!
— Передайте на компостер!
— Передайте на компостер!
— Передайте на компостер!
— Передайте на компостер!
— Дамочка, почём яблоки брали?
— Ваш талон?
— Пожалуйста!
— Ваш талон?
— Пожалуйста!
— Ваш талон?
— Пожалуйста!
— Тогда Нюрка взяла сковородку…
— Пуговицу, пуговицу! Хрясть!
— Ваш талон?
— Что такое талон?
— Платите штраф!
— У нас на Марсе…
— Ты мне, сизый нос, зубы не заговаривай!
— Мама, а-а !
— У тебя, что, алкаш, никак три ноги??
— У нас на Марсе…
— Дамочка, почём мандарины брали?
— А Степан схватил Нюрку за волосы…
— Ах! Вы мне коленом брошку сорвали!
— Где? Здесь?
— Хулиган!
— Потерпи, сынок, потерпи!
— Пройдёмте в милицию, гражданин!
— Что такое милиция?
— Граждане пассажиры, следующая остановка — площадь Пушкина!
— Вы на следующей вылазите?
— Потерпи, сынок, потерпи!
— Выньте руку из моего кармана!
— Извините, бога ради, здесь так тесно!..
— В такси надо ездить!
— Ох! Вы мне локтем юбку порвали!
— Где? Здесь?
— Ну куда, куда лезешь? Нахал!
— Граждане, пропустите меня с безбилетником к выходу!
— Я прибыл с Марса установить братство цивилизаций…
— Эк, как у него ноги-то заплетаются! Батюшки, да у него три ноги!
— Это что? Вот у меня племяш пятый месяц без уха ходит! На охоту, значит, они пошли…
— Дамочка, а где вы такую сумку брали?
— Тогда Нюрка схватила кочергу и хвать Степана по голове!..
— Потерпи, сынок, потерпи!
— Слыхали? Говорят, вчера за городом космический корабль плюхнулся! Вроде тарелка… А там — восьминоги. Носы сизые! Уши во рту! С Марса… Страсть!!
— Граждане, следующая остановка — площадь Победы!
И работа закипела …
— Степаныч? — раздался в трубке немузыкальный голос композитора Мухиной. — Я по поводу твоей последней «Матросской». Степаныч, я не отходила от рояля всю ночь. Припев мы сделаем так: «Ла-ла-ла, трум-та-та, ля-ля-ля-я!» Хорошо? И ещё. Там во втором куплете слова «дружба морская крепка» заменим на «вместе идти до конца», а ?
— М-м-м … — Павел Степанович задумался. — Рифма тогда захромает, Сонечка, и … м-м-м … чем тебе, собственно, не нравится «дружба морская…»?
— Ну, ты же знаешь прекрасно, что солист у «Разноцветных гитар» сильно картавит, а у тебя во втором куплете сплошные «р». И потом, кто и когда обращал внимание на строгую рифму в песне?
— М-м-м … «вместе идти до конца-а!» — пропел Павел Степанович. — Бог с ним, давай так. У тебя всё? Пока, Сонечка!
Он положил трубку и задумался. Всё труднее и труднее даются ему стихи. Казалось бы — признанный поэт, член Союза… Вон книжек сколько накропал, песен сколько… А где оно, юношеское вдохновение? Халтурить стал, от себя не скроешь. Пылкие, звучные строки уступили место вымученным фразам, втиснутым в размер. «Уральские запевки», «Матросская», «Под сенью арок городских», «Родина», снова «Матросская»… Пустые стихи! Пора бы уж что-то большое написать. Для души. Память оставить… Но когда? Павел Степанович вздохнул. Столько заказов — и на песни, и в сборник, и в журналы…
Тяжёлые думы одолевали поэта Саврасенкова. Не в силах больше сидеть в душной комнате, он выбежал на улицу. В воздухе носился немыслимый запах кленовых почек. Какой поэт не любит весну! Врал, врал кучерявый камер-юнкер, говоря, что более всего ему мила золотая осень. Не мог он весну не любить!
Гонимы вешними лучами,
С окрестных гор уже снега
Сбежали мутными ручьями
На потоплённые луга…
Красиво, чёрт побери!.. Ну, Пушкин — это Пушкин. Тут и говорить нечего…
Весна — пора шумная. Из нового комиссионного магазина неслась залихватская музыка. Признанный мастер советской песни Павел Степанович Саврасенков поморщился. Задорные хрипловатые голоса под оглушительный грохот барабанов стройно пели:
Весь мир обойду!
У !
У !
У !
У !
Тебя я найду!
У !
У !
У !
У !
Знакомые слова… Ну конечно! Это же на его, Саврасенкова, стихи песня. Ну, Мухина даёт!
Павел Степанович задумчиво поднялся по новым ступенькам в магазин. Меха! Хрусталь! Ковры!! Народу!!! Больше всего любопытных толпилось у радиоотдела. «Панасоник» — 1800 рублей, «Тошиба» — 1900 рублей, «Пионер» — 2200 рублей. Саврасенков почесал в затылке. Вот это да! Откуда у людей столько денег?