Огонёк

Культура | Наследие

Коллекция как искусство

Шедевры из собраний ГМИИ им. Пушкина и эрмитажа впервые за столетие соберутся вместе на выставке «Иконы современного искусства. Коллекция Щукина» в Париже. О том, как готовилась выставка, и об истории коллекции «Огоньку» рассказал внук текстильного магната Сергея Щукина — Андре-Марк Делок-Фурко

Анна Сабова, Париж

Коллекция Сергея Ивановича Щукина, которая в 1948 году пополнила собрания ГМИИ им. А.С. Пушкина и Эрмитажа картинами Пикассо, Матисса, Дега, Моне, Гогена, а также других знаменитых живописцев первой половины ХХ века, впервые за столетие объединится в залах одного музея. Им станет музей Фонда Луи Виттона, что на краю Булонского леса в Париже. Взяв на себя заботы о страховке, перевозе и даже частичной реставрации картин, президент фонда Бернар Арно поручил кураторам во главе с Анной Бальдассари (директор Музея Пикассо в Париже) и господину Делок-Фурко, внуку и наследнику Щукина, все остальное. Учитывая историю перипетий вокруг этой коллекции, организация экспозиции из 130 полотен представлялась делом непростым. Отсчитывать ее удобнее от 1908 года, когда было обнародовано пожелание Щукина: по нему все картины должны были перейти самому крупному на тот момент музею Москвы — Третьяковской галерее. Можно отталкиваться и от 1919 года, когда коллекция Щукина превратилась в Первый музей новой западной живописи, не на шутку обеспокоив преподавателей Московского училища живописи (их ученики, по их мнению, слишком увлеклись художественными экспериментами). А можно от 1948-го, когда вернувшиеся из эвакуации шедевры поделили директора ГМИИ и Эрмитажа, определив таким образом нынешний облик этих музеев.

Выставка-произведение 

Говорить о своем деде на французском Андре-Марк Делок-Фурко отказывается едва не с порога. О Сергее Ивановиче и его знаменитой коллекции лучше всего рассказывать на родном языке Щукина, поясняет он по-русски, проходя вдоль увешанных картинами стен. Это не желание следовать примеру деда, а скорее привычка жить среди картин. Ее Андре-Марк Делок-Фурко усвоил с детства, которое провел в парижской квартире, обставленной и украшенной знаменитым дедом. Сказать ему нужно многое, ведь, если бы не выставка, к которой Россия и Франция готовились без малого четыре года, имя Щукина так и осталось бы в тени Морозовых, Рябушинских и других коллекционеров из московского купечества.

— Кто 25 лет назад знал о коллекции Щукина? — спрашивает Делок-Фурко и тут же сам отвечает на риторический вопрос: — Только искусствоведы, интеллектуалы и экскурсоводы. А в феврале 2017-го, когда выставка закроется и картины вернутся в Москву и Петербург, мир поделится на тех, кто видел ее, и тех, кто уже, вполне возможно, никогда не увидит. Ведь она не выставлялась полностью уже почти век с тех пор, как ее национализировали в 1918 году.

Впрочем, увидеть коллекцию, какой ее задумывал купец-текстильщик и первый московский сноб, как называет его сам Делок-Фурко, вряд ли получится и на сей раз. После того как уладились все проблемы со страховкой, которую, по словам Анны Бальдассари, не смог бы покрыть ни один государственный музей Парижа, возникла проблема сохранности картин.

— В Париж приедут 130 из 274 полотен,— уточняет Делок-Фурко.— К сожалению, некоторые шедевры не в лучшем состоянии, их лучше не перевозить. Особенно это касается Матисса, проблемы и с Пикассо. Вот если бы речь шла о полотнах Вермеера или Рембрандта, о старинных голландских или итальянских художниках, то все было бы в порядке. Они всегда сами делали краску для своих полотен, потому что были не только творцами, но и мастерами своего дела. А в конце XIX — начале XX века от художников зависело только творчество, они не обладали такими знаниями. Поэтому, например, такие шедевры, как «Арабская кофейня» или «Музыка» Матисса, не появятся в Париже, а без «Музыки» нет смысла везти и знаменитый «Танец».