Аристократка и кастрат
Почему знаменитый итальянский певец XVIII века прописался в пушкинской Москве, а его блистательная русская ученица ее покинула
Он был важной оперной знаменитостью, выступал в главных театрах Европы, закончив карьеру, обосновался в России, был тут любимцем знати, удостоился упоминания в стихотворении Пушкина — и оказался вовсе забыт. Сергей Ходнев собрал по крупицам биографию жившего в Москве итальянского эмигранта Пьетро Мускьетти.
В шуточном совместном сочинении Пушкина и Вяземского «Надо помянуть, непременно помянуть надо...» есть один интригующий персонаж: «Надобно помянуть (особенно тебе) Арндта, // Да англичанина Warnta // Известного механика Мокдуано, // Москетти, московского сопрано // И всех тех, которые напиваются рано». Бог весть, кто такие Warnt и Мокдуано, комментаторы до них, кажется, не добрались, другое дело строчка про Москетти, за нее цепляется глаз. Сопрано, но персона мужского пола: кастрат, что ли? Но почему же московский? Упоминание беглое, естественно, не всерьез (а потому «сопрано» зарифмовано с «напиваются рано»), и все равно есть ощущение, что имеется в виду фигура вполне конкретная и известная, а не условная, как появляющиеся чуть ниже «господа Чулков, Носков, Башмаков, Сапожков». И действительно.
В алфавитном указателе соответствующего тома «сталинского» ПСС Пушкина сообщается, что «Москетти, московский сопрано» (сопрано, товарищи! сопрано!) соответствующего стихотворения — это «Мускетти, тенор». Точка.
Примерно в то же время вышла книга Александра Глумова «Музыкальный мир Пушкина» («всю полноту напевности русской песни запечатлел и развил Пушкин в своем музыкальнейшем стихе» и т. п.— примерно такой там музыкальный мир), и вот в ней по другому поводу мимолетно сообщается: да, был такой Мускетти. Известный вокальный педагог, кастрат. Далее: в знаменитых своих «Очерках по истории музыки в России с древнейших времён до конца XVIII века» Николай Финдейзен, кажется, один раз упоминает, говоря о 1790-х, что в Москве наряду со многими другими артистами выступал тогда еще и певец по фамилии Мускетти. А в другом месте поминает «московского композитора Пьетро Мускетти, выпустившего в 1797 г. какие-то "6 арий с аккомпанированием для фортепиано, цена 5 руб."». В сущности, это все.
Можно этими отрывистыми сведениями и удовлетвориться — ну один из колонии иноземцев, обитавших в павловской и александровской Москве, мало ли их было. Лузер, наверное: нет чтобы устроиться на пенсии хотя бы в Петербурге. Конечно, итальянский вокальный педагог, да еще и кастрат,— это немножко выбивается из наших обычных представлений о круге московских иностранцев (парикмахеры, гувернеры, повара, модистки, рестораторы...), но не слишком: были же и французы-танцмейстеры. А тут итальянец — учитель пения, немножко, судя по всему, сочинявший для дополнительного заработка,— удивляться нечему, но и интересоваться как будто бы нечем.
При этом в нашем распоряжении все-таки есть источник, где о биографии «московского сопрано» говорится не вскользь — и говорится куда как торжественнее: «Он был некогда певец, прославленный в Италии и Франции, один из числа первых знаменитостей своего времени по части вокальной музыки, товарищ Бабини, Луиджи Маркези и Пакиаротти». Как поет в «Пиковой даме» Графиня, «какие имена!»: действительно цвет итальянской оперы последней четверти XVIII века. Источник этот — статья 1850 года, которую театральный критик Федор Кони написал на смерть певца Ивана Рупини (Рупина): тот был учеником Мускетти. Кони пишет уверенно, но, очевидно, со слов Рупини — и как знать, не приукрашено ли тут чего-нибудь.