«Заменяли Сталина на Гитлера — и это прокатывало»
В «Новом литературном обозрении» выходит давно ожидаемое переиздание большой книги историка, директора центра «Прожито» ЕУСПб Михаила Мельниченко — «Советский анекдот: указатель сюжетов». Сюда входит 5852 сюжета с примерами текстов: полная энциклопедия советского анекдота, от Ленина до Горбачёва, от Чапаева до Штирлица, от дефицита до Олимпиады-80. «Полка» поговорила с Мельниченко о том, как рассказывались и записывались анекдоты в СССР и эмиграции, можно ли определить их авторов, за какие шутки можно было сесть в тюрьму и почему сегодня анекдот — умирающий жанр.
Между этими двумя изданиями прошло семь лет. Изменилось ли что-то в книге?
В книге ничего не изменилось. Мне кажется, там появилось двоеточие в библиографическом описании, которого раньше очень не хватало. Вообще, оказалось, что я неплохо поработал над книгой: со времени первого издания я нашёл максимум около 20 сюжетов, которые не попали в указатель.
А как вообще накапливается материал в такой работе?
Анекдот — это жанр городского фольклора. Фольклорный текст передаётся из уст в уста, когда его перестают рассказывать, он погибает. Он уходит из актуальной фольклорной традиции и сохраняется, только если его кто-то в какой-то момент зафиксировал. Я работал с советскими анекдотами, а это традиция, в общем, умирающая: сейчас живо множество носителей позднесоветской традиции, но анекдоты довоенного времени вживую редко пересказываются — значительная часть и текстов, и сюжетов сохранилась только в записях. Поэтому, чтобы реконструировать, какие анекдоты люди рассказывали в 1920–30-е годы, нужно было обращаться к письменным источникам и искать записи анекдотов. Если текст был популярен, то можно найти несколько десятков записей в самых разных источниках.
Естественно, работа над такой книжкой никогда не может быть доведена до финальной стадии. Ты сам решаешь, когда передаёшь её в издательство, потому что постоянно приходят новые источники. В книгу вошло около 6000 сюжетов, так что полтора-два десятка неучтённых — это не так много.
Давайте поясним: в чём разница между текстами анекдотов и сюжетами? Если я правильно понимаю, шутка может подстраиваться под разные реалии — и вот эти реалии уже определяют конкретный текст.
Я немного по-другому сформулирую: анекдот — это короткий фольклорный текст, который обладает пуантом, то есть неожиданной смеховой концовкой. И при сохранении пуанта анекдот может повествовать об очень разных вещах. Один и тот же анекдот может в 20-е годы рассказываться про мошенников-большевиков, а в 80-е он изменится и станет анекдотом про охочего до дорогих цацок Брежнева. Это будет один и тот же сюжет, но он будет представлен разными вариантами.
Я видел, что в книге есть анекдоты, которые сюжетно не меняются чуть ли не со времён Античности.
Да.
А есть ли какие-то советские анекдоты, которые в изменённом виде бытуют сегодня?
Конечно. Надо сказать, что сейчас на анекдотическом рынке не очень большой ассортимент. Это связано с кризисом традиционного фольклора — и даже с кризисом того, что пришло ему на смену. Анекдоты сейчас рассказывают гораздо меньше, потому что все сидят на мемах. В целом анекдот продолжает хождение и в классическом виде, но гораздо меньше — скорее всё превращается в подпись к картинке. Естественно, если смотреть на традицию современного политического анекдота, я встречаю советские сюжеты, которые естественным образом встраиваются в современность. Условно говоря, про Путина могут рассказывать классические анекдоты о тиране или авторитарном правителе, которые в 1950-е могли рассказывать про Сталина, а до этого — про кого угодно и где угодно.
Встречаются и картинки-мемы, где в качестве подписи используется пуант старого советского анекдота. Но тут не очень понятно. Иногда я встречаю довольно грубые «подделки»: ощущение, что главный инженер мемной фабрики отчитывается по плану и просто адаптирует всё что может под современность — получается довольно коряво. Это похоже на работу редакторов, которые сотрудничали с немецкими войсками и издавали на оккупированных территориях сборники «советских анекдотов». Они могли брать 80 процентов естественного советского материала и от себя добавлять для объёма какие-то свои авторские шутки, сильно политизированные и не очень удачные, выдавая их за анекдоты.
Вопрос армянскому радио: «Относятся ли клопы к строителям коммунизма?» — «Несомненно. В них течёт рабоче-крестьянская кровь».
Итак, фольклористы становятся свидетелями того, как жанр умирает — и этот жанр они ещё сумели застать и зафиксировать?
В каком-то смысле. Если говорить об отношениях фольклористов с советскими анекдотами, то в советское время этим заниматься было практически невозможно — и у меня есть ощущение, что советскому анекдоту не очень повезло, потому что за него взялись довольно поздно. У нас не очень много записей политических анекдотов, сделанных, когда эта традиция была ещё живой. И в целом собиранием советских анекдотов в 1990-е профессионально мало кто занимался. Традиция оказалась зафиксирована не фольклористами, а множеством непрофессионалов.
То есть люди записывали для себя?
Да. Есть такое понятие «насрать в поле» — это когда фольклорист приезжает работать в деревню и учит местных текстам из других краёв, засоряя местную традицию. И многие люди, собиравшие анекдоты, того не желая, исполнили этот номер. В постсоветское время стремились всё собрать и опубликовать — и теперь мы про анекдоты судим в основном по каким-то сборникам 1990-х годов, а это всё сборники с очень «нечистыми» текстами.